Другой путь - Дмитрий Бондарь

Джош был согласен стать лицом предприятия и провернуть наше небольшое дельце за скромные два миллиона долларов, разумеется, наличкой и, разумеется, необлагаемых налогом. И само собой, это была только премия помимо официальной зарплаты в пять тысяч долларов ежемесячно за все время, что будет существовать трест «Винокурни Келлера». Мы сочли, что такая цена вполне нам по силам, и ударили с Келлером по рукам.

Вся неделя ушла на подготовку документации и переговоры с парой винокурен. Джош поразил нас въедливостью и усердностью в отработке гонорара — он целыми сутками рассчитывал прибыльность скупаемых предприятий, с пеной у рта торговался с их прежними хозяевами за каждый цент, придирчиво осматривал швы на бочках, проверял счета за воду и электричество, словом, Чарли был от него в полном восторге — именно такого въедливого «хозяина» мы и хотели найти. Джош нашел свое место в жизни.

Наши исполнительные девчонки — Эми, Линда и Мария составили сотни страниц документов. Бойфренд Марии оказался неплохим юристом, и за вполне приемлемую плату привел документацию в приличный вид.

В середине ноября состоялась первая сделка, и через две недели был получен кредит на скупку следующих жертв.

И в тот же день произошло событие, рассмешившее меня до колик в животе! К Чарли пришли его агенты по продажам биржевого робота — я даже не запомнил их имен! — и предложили выкупить создание Бойда: программу и коллектив программистов — за двадцать миллионов долларов! Я не раздумывал ни секунды. Бойд получил пятьсот тысяч отступных (ведь те три миллиона, что мы ему пообещали, все еще лежали в чужих карманах), и сделка состоялась! Больше я не забивал себе голову подобной ерундой. Содержание банды Бойда нам обходилось в десять тысяч ежемесячно, а очень хорошая программа, сделанная тем же Бойдом, стоила максимум пять тысяч и обновлялась бесплатно каждые два месяца.

Темпы скупки луисвиллских винокурен после этого утроились, и к Рождеству Джош Келлер стал номинально контролировать сорок процентов рынка кунтуккийского бурбона. Одним из последних его приобретений стал «Бурбон Коллинза. 1831» — старый и имевший давнишнюю репутацию местный брэнд, который и решено было продвигать в массы. Мы купили этот заводик вместе с торговой маркой — это была единственная наша покупка всего предприятия, без разделения его на производственную и рыночную части. И трест Джоша пришлось переименовать в «Винокурни Келлера — Бурбон Коллинза. 1831». Теперь можно было смело заявлять, что нашему производителю благородного виски больше сотни лет и для нас открылись двери в мир большого бизнеса.

Захар считал, что мы сделали невозможное. Чарли был в полном восторге и собирался атаковать Брауна с Форманом или сразу схватиться с Jim Beam — единственными серьезными конкурентами в Кентукки. Мне же казалось, что оставшихся до кризиса восемьдесят седьмого года полутора лет будет недостаточно, чтобы успеть собрать все сливки с наших операций.

На Новый год неожиданно по телевизору выступил Горбачев — он пожелал американскому народу мира и успехов. Вроде бы как и Рейган выступил по телевидению в СССР вместо традиционного главы государства. А в конце января взорвался «Челленджер» — было очень жалко улыбчивую американскую учительницу, выигравшую бешеный конкурс среди своих коллег на полет, собиравшаяся вести урок с орбиты и вот так — в огненной вспышке горючего ушедшую из жизни. Был объявлен национальный траур.

Мир стремительно менялся. И я боялся, каждый день боялся чего-то не успеть сделать, что-то упустить или не заметить вовремя.

Но несмотря на мои страхи, рынок должен был знать, что молодая и агрессивная компания Джоша не намерена останавливаться на достигнутом, и в прессе — сначала в местной и чикагской, а позже и в нью-йоркской — появилось несколько статей о том, что «Винокурни Келлера-Коллинза» намерены собрать под свое крыло и некоторые другие предприятия. Наш Джош постоянно расширялся, вернее будет сказать — пух. Но этого и ждали от него инвесторы. Им нравились «простые парни, своей сметкой и предприимчивостью выбившиеся в люди и тянущие за собой других». И мы старались не разрушать складывающийся у бизнес-общественности образ нашего первого «золотого мальчика». Даже несмотря на то, что став обладателем «спирто-кукурузного куста» стоимостью в пятьдесят миллионов долларов наш Джош все чаще собирался благородно удариться в примитивный запой. И стоило больших усилий удержать его от этого и заставить работать.

Джош появился в нескольких телепередачах, на пальцах объяснив людям, что главное — «много и усердно трудиться, сберегать нажитое, и тогда Бог обязательно пошлет удачу». Глядя на него, любой американец должен был представить, что вершины бизнеса не удел великих небожителей, а занятие доступное большинству из славного племени трудолюбивых, бережливых и напористых янки.

Нам оставалось сделать всего лишь несколько простых действий и пройти листинг в Чикаго и Нью-Йорке. Ведь конечная цель всей авантюры — найти инвесторов, которым некуда деньги девать. Наш инвестиционный консультант предрекал «Винокурням Келлера-Коллинза» большое будущее.

Келлер, часто появляясь перед телекамерами или давая объяснения своим успехам в газетных интервью, старательно проводил в массы мысль о том, что достаточно изготовителям бурбона быть местечковыми предприятиями. Что пришли другие времена и тот, кто не смотрит вперед — обречен. Что, объединившись, ликеро-водочные заводы Луисвилла обрели возможность выйти на внешний рынок, емкость которого в сотни раз выше американского. В общем, логика его выступлений сводилась ко всем известной в Советском Союзе мудрости из недавно вышедшего мультфильма «Падал прошлогодний снег»: «Пойду в лес, застрелю зайца, отнесу зайца на ярмарку! Дураков там много, а зайцы, поди, всем нужны! Разбогатею!» Но зрителям очень нравилось.

После первого же выступления на местном телеканале Wave3 он получил от бывшей жены судебный иск с наглым требованием вернуть ей пять миллионов долларов — за те полтора года, что он укрывался от алиментов. Зная дотошность и исполнительность американского правосудия в области матримониальных отношений, Джош не на шутку встревожился, хотел все бросить и бежать в Мексику. Нам удалось его отговорить от этого неразумного поступка.

Мир между тем жил по своим планам: Иран с Ираком потихоньку бомбили друг друга, особый упор делая на блокаду нефтепроводов и танкерных перевозок. Горбачев предложил полное ядерное разоружение, но никто ему не поверил. В Москве прошел исторический XXVII съезд КПСС, на котором что-то приняли — наверное, очередную программу развития; местные СМИ к подробностям были глухи. Зато очень подробно рассказали о правовом освобождении Австралии от Британской короны — ролик с Елизаветой многократно прокрутили по телевизору, восторгаясь гражданской смелостью английской королевы, окончательно освободившей далекий континент-колонию. Правда, почему-то умолчали, что верховным правителем Австралии остался английский монарх, все так же обладавший правом утверждать главу австралийского кабинета министров, созывать и разгонять парламент, объявлять войну и прочая, прочая, прочая…

Цена на нефть в апреле впервые упала ниже 10 долларов за баррель — и это был окончательный приговор Советскому Союзу, где средняя себестоимость добычи и транспортировки приближалась к 13 долларам против 3–4 у саудовских шейхов.