Великий Рузвельт. "Лис в львиной шкуре" - Виктор Мальков

Так, зная, насколько болезненно воспринимают в госдепартаменте любые предложения об изменении дальневосточной политики США в сторону ее ужесточения по отношению к Японии, Додд не стеснялся высказываться об этом в личных посланиях президенту, через голову Хэлла. Так, уже 28 октября 1933 г. он ошарашил Рузвельта шифровкой: «Я получил информацию о попытках Японии заключить союз с Германией. Она поступила ко мне по секретным каналам. То же я слышал и от немцев. Неудача Стимсона два года тому назад грозит обернуться полным крахом» {29}. Последняя фраза расшифровывалась очень просто: продолжение политики уступок приведет к большой войне и подрыву позиций США на Дальнем Востоке. Остановить агрессию в ее зародышевой стадии казалось Додду столь разумным и необходимым, что об этом следовало не говорить, а кричать, добиваясь тем самым сохранения остатков воли в Париже и Лондоне и избавления от апатии в Вашингтоне.

В представлении Додда медлительность и уклончивость президента проистекали только из-за его недостаточной информированности. Порой ему казалось, что своим напутствием Рузвельт благословил его на смелые выводы и «недипломатические» шаги, способные образумить часть колеблющихся сторонников Гитлера и тем самым содействовать трансформации нацистского режима в парламентскую демократию обычного типа, тем более что президент в отличие от государственного департамента как будто бы разделял мнение Додда о полезности дипломатических демаршей в качестве инструмента давления на нацистское правительство с тем, чтобы в сочетании с экономическими мерами сделать его более сговорчивым {30}. И в самом деле, оба эмоционально горячих сторонника джефферсонианского миропорядка были, казалось, согласны во всем. Одно из первых писем президента послу в Берлин содержало ясное указание, что Рузвельт разделяет точку зрения Додда на опасность, которую представлял для мира гитлеровский «новый порядок». Рузвельт писал в ноябре 1933 г. (документ приводится с некоторыми сокращениями):

Хотя президент умолчал о том, что предполагали сделать США для улучшения обстановки, поскольку ситуация автоматически не могла измениться, тем не менее его письмо воодушевило Додда. Посол усмотрел в нем одобрение инициатив, направленных на восстановление в правах коллективных действий в защиту мира. После того как 8 декабря посол Англии в Берлине Фиппс информировал его о предложении Лондона Германии вооружаться (до 1/4 от уровня ее соседей) взамен на пакты о ненападении, Додд посоветовал своему правительству поддержать эту попытку реанимировать процесс переговоров по разоружению. Это было в русле миротворческой «педагогики» Рузвельта. Но дальше Додд шагнул за порог неформальных полномочий. Через пару дней в беседе с тем же Фиппсом, действуя на свой страх и риск, он высказал идею о том, что американцы могли бы пойти навстречу англичанам в случае, если бы Англия благожелательно отнеслась к идее совместных действий Советского Союза, США и Англии с целью отражения японской агрессии на Дальнем Востоке {32}.

В Вашингтоне разразилась буря. Рузвельт не имел ни малейших намерений поддерживать подобные глобальные схемы, да еще настраивать против себя Японию и ее европейского союзника. Решив не делать Додду лично выговора, он поручил это исполняющему обязанности государственного секретаря своему давнему близкому другу Филлипсу. Последний полностью дезавуировал все высказывания Додда о европейской ситуации, заявив, что США не намерены вмешиваться в эти дела. В отношении же главного предложения о совместных действиях против Японии Филлипс от имени президента и своего собственного сказал совершенно недвусмысленно: «Мы оба, президент и я, обеспокоены в связи с Вашими замечаниями о Дальнем Востоке… Мы очень хотим избежать любых шагов, которые выглядели бы как стремление изолировать Японию. Во время последнего визита Литвинова {33} и обсуждений (вокруг) вопроса о признании Советского правительства было сделано все необходимое, дабы не создавать впечатления, будто это признание содержит хотя бы малейший оттенок сотрудничества с Россией против Японии. Беседа шла только о самых общих вопросах, связанных с поддержанием мира во всем мире» {34}.

Додд был огорчен, но не обезволен. Ведь все было так предельно ясно. Он писал Филлипсу и президенту 14 декабря 1933 г., что большая война на Дальнем Востоке неизбежна, если США, Англия и Франция будут проводить политику попустительства японской агрессии, предавая Китай. «Я знаю, – с горечью отмечал Додд, – что наши лидеры всегда говорят «держитесь в стороне от всего». Но ведь это невозможно». Додд упрямо продолжал бить в одну точку, предлагая пересмотреть заново всю ситуацию в мировых делах после января 1933 г. и прихода Гитлера к власти. Стремление же США замкнуться на своих делах, отгородиться от Европы он считал ошибочным, ибо оно в скором времени приведет к развязыванию новой войны на Европейском континенте, которая, по-видимому, будет дополнена войной на Дальнем Востоке. Где выход? «Я бы предложил, – писал далее Додд, – положить конец наглым действиям диктаторских режимов в Центральной Европе и проложить путь к подлинному сотрудничеству всех великих держав» {35}. Всех великих держав. В том числе и СССР? По-видимому, да, хотя Додд не решился сказать об этом открыто. 28 декабря Додд отправил личное послание президенту, в котором изложил свои идеи, но ответа так и не дождался {36}.

«Разъяснительную работу» на сей раз было поручено провести судье Муру, заместителю государственного секретаря. Последний без обиняков дал понять Додду, что все его соображения о вмешательстве Соединенных Штатов с целью предотвращения агрессии ничего не стоят, ибо, как писал Мур, ситуация в скором времени может круто измениться вследствие нападения Японии на Советский Союз. А его в Вашингтоне ожидали буквально со дня на день. «Что больше всего привлекает мое внимание, – многозначительно отмечал Мур, – так это возможность возникновения в ближайшем будущем конфликта между Японией и Советами…» {37} Последовавший вслед за тем провал Конференции по разоружению в Женеве и заявления Рузвельта и Хэлла о нежелании вмешиваться в урегулирование европейских конфликтов вынудили Додда признать, что его демарш был несвоевременным. 1934 год был годом выборов в конгресс, и это обстоятельство в глазах посла частично послужило оправданием отхода президента от принципов «интернационализма».

Однако каждый день пребывания Додда в Берлине убеждал его в том, что политика попустительства только разжигает аппетиты Гитлера. Желанной передышки для Запада может и не последовать, если Япония будет подыгрывать Германии, повиснув тяжелой гирей на ногах Англии и США на Дальнем Востоке. Он сообщает в Вашингтон о подготовке фашистского переворота в Вене, о планах присоединения Австрии к Германии, о той опасности, которая грозит мировой культуре со стороны бесчеловечной идеологии правителей Третьего рейха и их изуверской практики, и наталкивается на непонятную глухоту. Слабым утешением для Додда было только лишь подтверждение того, что его подробные отчеты вызывают большой интерес в Белом доме. Филлипс сообщал Додду 6 июля 1934 г.: «В эти дни невероятных событий в Германии Вы постоянно присутствуете в наших мыслях. Каждое слово, которое приходит из посольства, вызывает у нас здесь огромный интерес, так же как и ежедневные сообщения прессы из Берлина. Мы получили вчера телеграмму от находящегося на отдыхе президента с просьбой сообщить о новостях из Германии и отослали ему обзор Ваших отчетов, включая самые последние» {38}.