Красный Герцог - Владислав Хохлов

надо привыкнуть. Увидев тебя, как хозяина замка, могут принять за своего. Только, учитывая твоё положение в армии, ты скорее будешь являться избранным герцогом. — После этих слов, лицо Диди озарила лёгкая улыбка. — Сам Норденхайн должен будет содержаться в строгой охране. Мы перевезём туда с тобой некоторые важные — для нашей страны и победы — документы и вещи, для обеспечения их сохранности.

Генрих внимательно вслушивался в слова Диди, обдумывая возможные последствия и необходимые дела при первом посещении местности. Он хотел бы в первые дни навестить жителей Фюссена, представиться им и заручиться их доверием. Получив расположение населения не придётся бояться, что под носом будут строить козни. Фотографии, что юноша видел в документе, ему понравились. Если всё действительно так красиво, как было запечатлено на картинках, то он будет на седьмом небе от счастья. Анне тем более это понравиться. Выслушивая инструктаж, Генрих совершенно забыл о чае, — он сразу выпил уже остывшую половину кружки и, почуяв паузу в разговоре, решил задать важным вопрос.

— Скажите, пожалуйста, лейтенант. Могу я взять с собой сестру? — Генрих нервно сжал рукой штанину своего одеяния, надеясь на положительный ответ.

Услышав это, Диди задумался. Осмотрев Генриха, он посмотрел через окно у себя за спиной, прямо в окно, смотрящее на место где остановилась машина с Анной. Диди долго разглядывал что-то в окне и вскоре обернулся к Генриху.

— Можно. Ты имеешь полное право увезти с собой что хочешь и кого хочешь. Конечную ответственность несёшь ты. Но позволь спросить, зачем? Твоя сестра может остаться с матерью, — если её состояние позволяет. То, что ты предлагаешь, может быть опасно, ведь, мы не можем предугадать, что может произойти в следующий день. — Почёсывая свою короткую бороду, Диди открыто высказал своё мнение по этой ситуации, продолжая наслаждаться вкусом и запахом чая.

Генрих был удивлён незнанием Диди; офицер не понимал одной вещи: если Диди знал о содержании Анны, то почему он не в курсе про её мать? Именно этот вопрос Генрих и решил задать своему лейтенанту. Диди удивился, не меньше чем Генрих, вначале он даже не понимал, о чём идёт речь. В конечном итоге Генрих рассказал всё, что застал у себя дома.

— Это трагично, Генрих. Мне жаль это слышать. Я действительно ничего из этого не знал. После того, как ты отправился на поезде, я попросил своих солдат изредка навещать твою семью. Когда же я узнал, что твоя мать не справляется с ребенком, то попросил солдат забрать девочку и перевести в «Дом Ангелочка»: это было ближайшее место, где можно было её контролировать. Это могло помочь избежать возможных бед. Я также пытался уберечь и её мать, но Петра Верлорен отказывалась покидать дом веря, что вскоре вернётся её мужа и сына. — Диди присел обратно на свой стул и сложил руки вместе. В его взгляде читалось сожаление. Ему действительно было грустно от того, что случилось.

Эти слова стали последним ответом на целую гору вопросов. Из-за действий Диди, Петра погибла. Ощутив потерю второго ребёнка, она впала в столь глубокое отчаяние, что от горя потеряла последнюю причину жить — это объясняло сильное обезвоживание и худобу. Ведь именно в кровати своей маленькой дочери Петра лежала несколько дней без еды и воды, ожидая её возвращения. Эти мысли холодной тоской прошлись по всему телу Генриха. Он был зол, благодарен и одновременно сочувствовал лейтенанту. Если бы не его попытки помочь, всё могло закончиться более плачевно. В этом человеке Генрих увидел себя, такого же наивного глупца, который, пытаясь сделать благо, устроил катастрофу.

Между ними возникла неловкая пауза: Генрих погрузился в собственные мысли, а Диди не знал с какой стороны продолжить разговор. Он считал, что стоит открыть новую тему и смягчить печальную ношу на плечах юноши или продолжить инструктаж, как ни в чем небывало. Это неловкую паузу закончил Генрих.

— Я… пожалуй… пойду.

Юноша удалился из кабинета. Диди не стал его останавливать, он только посмотрел на чашку с недопитым чаем и принялся продолжать свою работу. Только перед этим он должен был сделать одну важную вещь, и для этого он достал пустой лист бумаги и принадлежности для письма.

Генрих покинул двери штаба, когда уже вечерело. Выходя на улицу, он не увидел у обочины дороги машину. Вместо неё на пустом месте стоял Фенриг. Генрих поспешил к нему, чтобы спросить куда все делись. Повторно потеряв Анну, он начал сильно нервничать не видя её на прежнем месте. Фенриг, увидев своего офицера, выпрямился и смотрел на то, как к нему приближается начальник. Он не выглядел обеспокоенным, но вид встревоженного Генриха его смутил.

— Где она?! Фенриг, где моя сестра?! — Генрих почти перешёл на крик, сразу как подошел к своему другу-солдату.

— Они… отошли ненадолго, Вольфганг хотел её успокоить. Они скоро должны вернуться. — Фенриг действительно был напуган поведением Генриха. Встретив свою сестру, офицер стал более нервным и вспыльчивым.

Услышав это, Генрих начал оглядываться по сторонам, он хотел скорее увидеть Анну и убедиться, что с ней всё в порядке. С одной стороны улицы была полная пустота, только вдали ходили одинокие люди, идущие по своим делам. Когда Генрих повернул голову в противоположную сторону, то ощутил облегчение. Вдоль улицы к нему шла Анна с Вольфгангом, в своих руках они держали рожки с мороженным. Вольф одной рукой держал белоснежный замороженный крем в вафельном рожке, другой он держал Анну за руку. Девочка радовалась, её рот застыл в широкой улыбке, и, местами он был испачкан замороженным кремом.

Тревога покинула сердце Генриха, он расслабленно выдохнул, и смотря на то, как его сестра счастлива, также невольно начал улыбаться. Мама говорила, что Анна светится, когда счастлива, и Генрих только сейчас осознавал, что это значит. Она была, как маленькое солнце: когда он смотрел на неё и был с ней рядом, ему становилось теплее. Стоило Анне увидеть своего брата, как она отпустила руку Вольфганга и побежала навстречу любимому родственнику. Разбежавшись, она врезалась в юношу и обняла его. Генрих был рад, что его сестра не обвиняет его во всех бедах, меньше всего он хотел, чтобы их отношения начали портиться. Он отодвинул Анну и, достав платок матери из кармана, начал вытирать её лицо. Анна лишь невинно улыбалась, когда брат чистил её бледное личико, будто мама-кошка вылизывала своего котёнка. Генрих делал это впервые, и оба были благодарны этому моменту.

— Ой, братик, я тебя испачкала! — Анна указала пальцем на пятно на кожаном мундире. Оно появилось от того, что