Повеса - Мэри Джо Патни

Наконец Реджи натянул поводья, спешившись, привязал коня к дереву и растянулся рядом на мокрой от росы траве. Он страшно устал и был бы рад заснуть, но стоило закрыть Глаза, как голова начинала кружиться, а к горлу подступала тошнота. Поняв, что уснуть не удастся, он остался лежать на земле, глядя в ночное небо широко раскрытыми, бессонными глазами и думая о том, что все его попытки изменить жизнь безуспешны.

Наконец восточный край неба начал понемногу светлеть, и в предутренней тишине раздалось щебетание просыпающихся птиц. Реджи с любопытством прислушивался к собственным ощущениям — как ни странно, они были для него в новинку, обычно после попойки он крепко спал.

Когда рассвет окончательно вступил в свои права, Дэвенпорт устало поднялся на ноги и забрался в седло, чувствуя тяжесть и боль во всем теле. Он пустил Коня шагом и ехал так, пока не добрался до перекрестка. Стрелки на придорожном столбе указывали в разные стороны: одна — на Файвхед-Невилл, другая — на Оукфорд-Фитцпэйн и третья — на Стерминстер-Ньютон.

Свернув налево, он направил коня к Стрикленду. Реджи пытался заставить себя не думать об Элис Уэстон, но безуспешно. Закрутить с ней роман было бы просто, даже очень просто. Было очевидно, что она — по крайней мере какое-то время — благосклонно принимала бы его ухаживания.

Однако то самое чувство справедливости, которое заставляло его жестоко карать тех, кто, по его мнению, творил зло, не позволяло ему причинить вред человеку, не сделавшему ничего плохого, более того — хорошей, во всех отношениях достойной женщине, хотя подобное определение казалось весьма блеклым, если этой женщиной была леди Элис.

Реджи решил, что должен удалить Элис из своего дома. Это можно было сделать, вложив часть доходов от имения в ремонт и восстановление Роуз-Холла. Когда пожарище остыло, Дэвенпорт внимательно осмотрел обгоревшие стены и пришел к выводу, что они еще смогут послужить. Если не тянуть с началом работ, подумал Реджи, то Элис и Спенсеры могли бы вернуться в отстроенный Роуз-Холл уже ранней осенью. Его же дом в этом случае снова должен был опустеть.

Летние дни длинные, а ночи короткие. Хотя солнце поднялось над горизонтом, время было настолько раннее, что даже фермеры еще досматривали последние сны. Словно мусульманин, совершающий паломничество в Мекку, Реджи каким-то непостижимым образом безошибочно угадал дорогу на Стрикленд. Вскоре местность показалась ему знакомой. Он сообразил, что едет по границе Фентон-Холла.

Тем не менее Реджи очень удивился, когда тропа сделала крутой поворот и прямо перед ним предстал сидящий верхом на смирном мерине Джереми Стэнтон. Крестный отец Реджи тоже удивился встрече, но на его обветренном лице тут же появилась приветливая улыбка.

— Доброе утро. Рановато вы сегодня поднялись, — сказал Стэнтон и, бросив на Реджи проницательный взгляд, предложил:

— Может, позавтракаете вместе со мной?

Реджи поморщился, лихорадочно подыскивая предлог, чтобы отказаться от приглашения и вместе с тем не обидеть родственника. Дэвенпорт чувствовал себя неловко — небритый, в одной рубашке, на которой к тому же остались зеленые пятна от травы.

— Боюсь, я вынужден буду отказаться, сэр, — сказал он. — Мне надо поскорее добраться домой.

Глаза Стэнтона насмешливо блеснули.

— Мне очень жаль, что вы считаете меня слишком старым и благовоспитанным и потому неспособным помочь вам преодолеть последствия ночной пирушки. Если опасаетесь предстать в таком виде перед Элизабет, то могу вас успокоить: она еще не проснулась. Вы, должно быть, не можете сейчас даже думать о еде, но что скажете о чашечке кофе?

Поколебавшись, Реджи с кривой улыбкой выдавил:

— От этого предложения я не в силах отказаться. У меня в самом деле была тяжелая ночь.

Стэнтон развернул лошадь, и они бок о бок поехали по тропе, а затем по аллее, ведущей к дому, изредка перебрасываясь ничего не значащими словами.

Усевшись в светлой гостиной за стол, на котором стояли чашки с дымящимся кофе и блюдо с рогаликами, Реджи отхлебнул горячий напиток, сжимая чашку в ладонях, чтобы согреть озябшие пальцы.

— Вы хоть отдаете себе отчет в том, насколько сейчас похожи на своего отца? — задумчиво спросил Стэнтон, разломив рогалик и намазывая его маслом.

— Общее сходство, конечно, есть, — согласился Реджи, — но что-то не припомню, чтобы он когда-нибудь выглядел так, словно на нем черти воду возили.

— Вы слишком молоды, чтобы это помнить, но я-то много раз имел удовольствие лицезреть его в том же виде, что и вас сейчас. И по той же причине, — как бы между прочим обронил Стэнтон, продолжая внимательно следить за выражением лица своего собеседника.

— Кого вы пытаетесь оскорбить — меня или моего отца? — пробурчал Реджи, чувствуя, что краснеет.

— Ни того ни другого. — Стэнтон, казалось, нисколько не смущен его реакцией. — Пьянство — это проклятие англичан. С юных лет нам внушают, что умение пить не пьянея — чуть ли не главное достоинство настоящего мужчины. Естественно, мы начинаем пить без всякой меры. Правда, с возрастом, когда у людей появляются определенные обязанности, большинство мужчин начинают понимать, что пьянство мешает успеху в делах и вообще портит жизнь, и сокращают употребление алкоголя. Однако некоторые пьют все больше и больше. — Стэнтон аккуратно положил на рогалик ложку малинового джема. — Мы с вашим отцом частенько сиживали за бутылкой. Должен сказать, что ваш отец был одним из умнейших людей, с которыми мне когда-либо приходилось сталкиваться. Нам с ним бывало очень весело. — Крестный отец Реджи откусил кусок рогалика, прежде чем продолжить, тщательно прожевал его и проглотил. — Да, все это было хорошо и весело до тех пор, пока пьянство едва не разрушило и мой брак, и его.

— Какое счастье, что я не женат, — мне разрушать нечего, — съязвил Реджи. — Если хотите мне что-то сказать, говорите прямо. Но только учтите, что, хотя я намного моложе вас, я не люблю выслушивать нотации.

— А я и не собираюсь читать вам нотации, — примирительно заметил Стэнтон. — Просто готов открыть вам глаза на кое-какие вещи, о которых вы, возможно, не знаете.

— Вы правы, то, о чем вы рассказали, для меня новость, — бросил Реджи. — Насколько я помню, мой отец никогда не позволял себе ничего, кроме кружки эля.

— Это потому, что он совершенно бросил пить, когда вы были совсем маленьким ребенком. Вам тогда, если не ошибаюсь, было года четыре.

Реджи, который хотел было подлить себе кофе, замер и бросил на крестного подозрительный взгляд.

— Я вам как-то уже говорил, что не помню ничего из того, что происходило со мной и моими родственниками до той поры, когда мне исполнилось четыре года.

— Вероятно, на то есть свои причины, — невозмутимо ответил Стэнтон. — Отличный джем. Не желаете попробовать?

Реджи не хотел. Некоторое время он сидел, хмуро глядя в чашку с кофе, а затем спросил:

— Вы сказали, пьянство едва не разрушило ваш брак. Что же произошло?