Иномирец - Никита Баранов

Неприятной деталью казалось и то, что теперь Виктора должны были увидеть абсолютно все гости, и без шлема, так что те, кто знают настоящего Джеймса Берка в лицо, могут поднять неплохую шумиху, а это уже грозило оборвать не только процесс операции, но и жизни иномирцев на корню. Даша по этому поводу попросила Виктора надеть на праздник шляпу с ниспадающими полами, чтобы обеспечить максимальную неузнаваемость.

В дверь номера постучались с рассветом. Виктор нехотя открыл гостю и увидел на пороге высокого юношу в белом халате со странным высоким начёсом. Вопросительно изогнув бровь, граф поинтересовался:

— Вы, собственно, кто?

— Ваш личный цирюльник, господин, — широко улыбнулся парень. — Попрошу вас следовать за мной. Я покажу вам мой альбом с рисунками стрижек и бород, а вы выберете то, что нужно, после чего мы займёмся самим процессом. Идёмте, идёмте, господин! Время не ждёт!

Виктор ужаснулся, представив, как цирюльник обнаруживает наклеенную бороду и начинает задавать десятки ненужных вопросов, а потому сразу же захлопнул дверь с невнятными словами отказа. Парень стоял и причитал что-то о безумной важности этого ритуала ещё минут десять, после чего пообещал вернуться с повторным предложением через час и, видимо, отправился восвояси. Вздохнув с облегчением, Виктор облачился в заранее принесённый ему белый праздничный костюм с золотыми манжетами и пуговицами, высоким несгибаемым воротником и широчайшими бронзовыми эполетами, по краям которых свисали сверкающие рюшки. В сочетании с густой, пусть и ненастоящей бородой, а также порядком надоевшим париком образ казался слегка накрученным и наигранным, но Виктор видел среди гостей наряды и посмешнее. К тому же, вряд ли кто-то станет смеяться над графом Берком, суженым леди Оливии Чаризз, дочери самого герцога!

Одевшись, натянув шляпу и подвесив на пояс рапиру, новоявленный граф спешно покинул свои покои и направился в главный зал — глотнуть чего-нибудь бодрящего перед трудным, очень трудным днём. Спустившись в зал, он наткнулся на услужливых поваров, которые быстренько собрали ему завтрак и чуть ли не покормили его с ложечки. Закончив с трапезой, Виктор хотел было прогуляться по внутреннему двору, но его перехватил только что проснувшийся и тоже решивший чего-нибудь хлебнуть герцог. Он крепко обнял будущего зятя, забрал у поваров поднос бутербродами и повёл его в другое место.

— Ваша Светлость, куда мы идём? — Виктор слегка испугался разоблачения, и его нервозность не осталась незамеченной.

— Это секрет. Да не волнуйся ты так, не на плаху веду! Ты чего? Аж затрясся…

— Мне просто немного холодно, — соврал иномирец, делая вид, что посильнее укутывается в свой мундир. — Плохо спалось.

— Отчего же? — закидывая в рот целый бутерброд поинтересовался Герберт. — Так, нам сюда, в эту дверь.

— Ну, для меня всё это очень волнующе. Турнир, помолвка, свадьба и родство с вами — далеко не всякий может рассчитывать на такое. Мне на голову свалилось великое счастье, и, о Свет, я действительно безумно рад этому. Ведь будучи графом и имея такое состояние, такое имя и такие связи, я могу улучшить благополучие всего государства в тысячу раз! Пока вы, Ваша Светлость, контролируете герцогство из столицы, я стану вести дела на южных границах, поддерживая благосостояние морских и речных портов, пограничных крепостей и далёких провинциальных поместий с окружающими их фермами. Я… я…

— Полегче, полегче, мой дорогой друг, — рассмеялся герцог, прожёвывая очередной бутерброд. — Я нисколько не сомневаюсь в твоих управленческих способностях, и, кстати, очень жалею, что большинство моих вассалов совсем не такие, как ты. Но надо уметь держать себя, свои эмоции и свои слова в руках, понимаешь? Со мной, понятное дело, ты можешь говорить на любые темы, но вот в присутствии других придётся быть несколько сдержаннее. Иначе тебя вмиг выживут из герцогства, или попросту прирежут за углом тёмной ноченькой.

— Почему меня убьют, Ваша Светлость? Чего плохого в высоких идеалах?

— Потому что коррупция, алчность, жадность и иные моральные пороки прочно укорены среди властных и знатных людей. К сожалению, искоренить подобное никак нельзя — все эти негативные качества будут преобладать в человечестве во все времена, сколь бы развитым общество ни стало. Такова природа людей. Каждый борется за своё собственное счастье и богатство всеми доступными способами, прикрываясь только лицемерием. Поэтому тебя прирежут, Виктор. Потому что своими идеалами и нравами ты будешь мешать тем, кто держит в своих руках власть ради собственной выгоды.

— Тогда почему бы нам не взяться за таких людей всерьёз? Алчных лицемеров гнать из столицы, прошу прощения, ссаными тряпками. Конечно, это будет длительный процесс, но ради результата стоит подождать, разве нет?

— О, Джеймс, не будь ребёнком. Один в поле не воин. Даже если я начну выдворять негодяев за порог, меня обвинят в… государственной измене, например. И сотни якобы преданных мне людей вдруг станут давать против меня нехорошие показания. Закончится всё в лучшем случае изгнанием, в худшем — плахой или виселицей. Так что я поступаю несколько иначе: даю окружению мнимую свободу действий и иллюзию выбора. Вассалы считают, что они имеют какую-либо власть, но они глубоко заблуждаются. Да-да, не удивляйся, я тоже не рыцарь в сияющих доспехах. Я правитель, и ради Авельона я готов на всё.

— Думаю, я мог бы многому у вас научиться, Ваша Светлость, — вздохнул Виктор, понимая, что на самом-то деле графский титул пропадёт в тот самый момент, когда он убежит из дворца на поиски Книги, жизненно необходимой Даше. И если бы ему действительно выдался такой шанс, Виктор без сомнения отдал бы свою новую жизнь на благо пусть и чужого для него, но, всё-таки, общества.

— Зови меня Герберт, — вдруг улыбнулся герцог. — Только, пожалуйста, наедине. В присутствии иных людей я для тебя всё-таки Светлость, идёт?

— Хорошо, Ваша… Герберт. Благодарю за доверие.

— Да нет, это тебе спасибо. За преданность. Несмотря на видимое благополучие герцогства, ячейки высших сословий прогнили насквозь. И как только от меня останется лишь тень, шакалы вгрызутся в остатки Авельона и не оставят от него даже обглоданных косточек. Именно поэтому мне нужен такой человек, как ты. Джеймс, твоя семья станет основоположником новой династии, которая проследует за мной, когда я умру и моё мумифицированное тело заточат в железный саркофаг. Однажды и ты станешь герцогом, друг мой, и в этот день мой дух обретёт покой.

— Простите, я не расслышал. Вы, кажется, сказали что-то про мумификацию? Или мне показалось?

— Не показалось, — герцог повёл Виктора по очередному коридору. Открыв невзрачную дверь в самом его конце, стал подниматься вверх по узкой винтовой лестнице. — Да, немногие знают о том, что правителей в нашем государстве не хоронят в земле и не предают огню, как это принято. Мой отец, мой дед и прочие — все они плотно заварены в полых статуях в тайной герцогской гробнице далеко на севере. Я был в том склепе лишь однажды, ещё будучи ребёнком, в день почтения предков посреди зимы. Тогда мне то место казалось очень страшным, в особенности потому, что гроб для каждого правителя ставится там ещё при жизни. И вот представь, проходим мы мимо тринадцати саркофагов, а отец мне показывает на открытый, четырнадцатый, и говорит, что он приготовлен для него. А сейчас их там, соответственно, пятнадцать, и однажды мне придётся занять место рядом с почившим родителем.