Имперский маг. Оружие возмездия - Оксана Ветловская
Шрифт:
Интервал:
— Откуда вы вообще знаете, как всё это делается? — спросила Дана, несколько растерянная от его решительных действий.
— Подслушал как-то раз мысли одного парикмахера из женского отделения, покуда мне в мужском настоятельно предлагали сделать приличную стрижку, — пошутил Штернберг. — Я знаю всё на свете, — легко добавил он. Отражавшаяся в зеркале нежная девичья улыбка действовала на него хлёстче самой крепкой выпивки. Следующие полчаса он дурачился, развлекая тихо сидевшую перед зеркалом Дану, выглядевшую особенно беззащитной с зачёсанными наверх слипшимися волосами.
Позже Франц принёс два ведра тёплой воды, и Штернберг тщательно промыл Дане волосы, склоняя её голову над большой лоханью, сначала с мылом, затем просто водой и, наконец, водой с уксусом. Он долго вытирал её волосы полотенцем, наслаждаясь тем, что она расслабленно-покорно стоит в его объятиях и смотрит с загадочным ожиданием — вот так же и вчера, стоило ему объявиться в школе, она всё ходила за ним как привязанная и пыталась поймать его взгляд, и при любом удобном случае трогательно липла к нему, пока он не отправил её прочь, на что она, похоже, обиделась, но ненадолго. То, как она откровенно к нему ластилась, ещё недавно могло бы напрочь лишить его рассудка, но теперь, в тени нависшей угрозы, не столько будоражило чувственность, сколько вызывало щемящую жалость и острое раскаяние.
— Доктор Штернберг, не уезжайте больше никуда, — попросила Дана, в то время как он бережно расчёсывал её влажные волосы. — Или, если вам так уж надо уехать, берите меня с собой. Мне без вас очень-очень плохо…
Он ничего не ответил. Он знал, что за время его отсутствия курсантки объявили Дане бойкот, знал, что её называют «фашистской подстилкой» и что сегодня утром одна бельгийка, мечтавшая после выпуска попасть в западную часть рейха или хотя бы остаться при Штернберге, но вместо того записанная на одну из восточных баз «Аненэрбе», в столовой попыталась окатить Дану кипятком. И тем не менее Дана ходила за своим учителем почти в открытую, будто во всей школе были только два человека — она и он.
По мере того как волнистые пряди, высыхая, преображались, становилось всё более очевидно, что Штернберг не ошибся в своём предположении. Новый цвет волос — даже после ударной дозы перекиси сохранивших природную шелковистость — изменил Дану до неузнаваемости. В этой солнечноволосой блондинке, горожаночке, возможно — начинающей актрисе, едва угадывалась прежняя Дана со своей пронзительной, дикарской, сумеречной лесной красотой.
Глядясь в зеркало, девушка потрогала тугой локон у виска, сменивший тёмный соболиный перелив на образцовую арийскую желтизну.
— И почему я раньше не догадалась покраситься… Признайтесь, вы ведь давно мечтали, чтобы я оказалась блондинкой, правда? — весело спросила она у Штернберга, всё ещё ради собственного удовольствия водившего частым гребнем по её волосам и не способного сдержать гримасу обожания, которую равнодушно отразило тусклое зеркало.
— Боже, да что ты такое говоришь. К чему мне ещё о чём-то мечтать? Ведь Создатель, должно быть, был влюблён, когда решил сотворить тебя. Просто теперь у твоей красоты другая тональность. Новый образ. Какое-то время побудешь светловолосой немочкой. «Звалась она Кримхильдою, и так была мила, что многих красота её на гибель обрекла…» — Он вздохнул и отложил расчёску. — Ну вот, собственно, и всё. Переоденься во что-нибудь, вещи в чемодане. На фотографии не должно быть видно курсантской формы.
Вскоре он отвёл девушку в соседнюю комнату, где Франц колдовал над маленькой серебристо-чёрной «Лейкой» о трёх длинных телескопических ногах. Уходя, Штернберг строго наказал Дане после фотосъёмки убрать волосы под платок и нигде с непокрытой головой не показываться.
Пока Франц занимался проявкой плёнки и печатал снимки, Штернберг слонялся по квартире и перепроверял в уме сто раз уже обдуманный план. Должно было сработать. Это самое разумное, что он в сложившейся ситуации мог сделать. Самое лучшее. Для неё.
* * *
Как только карточки были готовы, Штернберг без промедления выехал в Мюнхен. Тем же вечером он встретился с Зельманом.
— Что-то вы совсем скверно выглядите, Альрих, — хмуро заметил генерал, разливая по бокалам тёмно-янтарный коньяк. — Скажу откровенно, я б на месте Гиммлера повременил с вашим назначением на пост начальника оккультного отдела. Особенно теперь… Кстати, что там с этим психопатом Мёльдерсом? Ваши хвалёные провидцы так до сих пор и не нашли его убежище?
Штернберг, всё это время безучастно молчавший, так же молча достал из левого нагрудного кармана маленькую фотокарточку и положил на стол перед Зельманом. Генерал взял её, откинулся назад, вглядываясь в изображение дальнозоркими глазами, и вынес нехитрое суждение:
— Красивая девочка, надо сказать.
Дана на снимке и впрямь была прелестна, чуть удивлённая, незнакомая, совершенно естественно белокурая.
— Одна из моих курсанток, — сообщил Штернберг, отвечая на невысказанный вопрос. — Мёльдерс хочет её убить. Он намеревался забрать её, но она отказалась на него работать.
— И что?
— Он поклялся убить её.
— Эту девочку? Чепуха какая-то. Вообще, всё это совершенно несерьёзно…
— В высшей степени серьёзно, Зельман. Мёльдерс — сумасшедшая злобная тварь. Я хочу, чтобы эта девушка жила, и он это знает. Поэтому он поклялся убить её.
— И вы вообразили, что я брошусь защищать какую-то вашу курсантку? Понимаю, для вас это дело принципа, но с чего вам взбрело в голову, будто я…
— Послушайте меня, Зельман, — убеждающим тоном заговорил Штернберг, — я буду вам до гроба обязан, если вы мне сейчас поможете. Я прекрасно знаю, изделия ваших умельцев качественнее, чем продукция конторы Шелленберга. Эта девушка должна получить швейцарский паспорт, Зельман. Разумеется, с визой, со всеми печатями, которые свидетельствовали бы, что она пересекла границу рейха. И она должна получить его как можно скорее.
— Да вы просто умом тронулись, — брюзгливо заявил генерал, с размаху опустив на стол жалобно звякнувший бокал. — Вы соображаете, что вы мне предлагаете? Нет, нет и ещё раз нет! Я не собираюсь участвовать в ваших афёрах, более того, я и вам запрещаю, слышите, категорически запрещаю влезать в подобные предприятия, вам ясно? Даже не думайте!..
— Любопытно, на каком основании вы можете что-то мне запретить? — с бесконечной усталостью в голосе спросил Штернберг, стаскивая очки и потирая переносицу.
Генерал на мгновение возмущённо умолк, а затем веско произнёс:
— Да хотя бы на таком, что я старше вас на сорок лет, Альрих.
— Ну, давайте дальше. Этой пластинки я уже наслушался. Скажите ещё, что вы мне в отцы годитесь…
— Вот именно.
Штернберг принялся тщательно полировать очки скомканным белым платком.
— Зельман. Я вас прошу. Я вас умоляю. — Его тихий голос был ровен, как гладь заледеневшего озера. — Вы — единственный, к кому я могу обратиться за помощью. Я вас умоляю. Помогите.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!