Путь Чести (Третья жизнь Архимага) - Иван Николаевич Щукин

сомнением в голосе спросил я, разглядывая кошку. — Что-то она не очень на боевую похожа…

— Маленькая ещё, — пожала плечами Васька. — Наверное.

— Маленькая… Ну да. Киска, а ты это… Обратно не можешь?

Рысь в ответ замотала головой и тихо зарычала.

— И чего теперь делать? — посмотрел я на Василису.

— Я думала, ты что-нибудь придумаешь, — пожала она плечами. И ехидно добавила: — Ты же теперь боярин.

— Боярич! — неожиданно окликнул меня Зареченский.

Повернувшись в ту сторону, я увидел Егора. Он присел на корточки рядом с дохлым Стихийником и активно махал мне рукой.

— Он живой!

Михалёв с бойцами, после этих слов, резво обнажили оружие и напряглись.

— Та-ак, — протянул я. Бросил ещё один взгляд на Киску и обратился к Василисе: — Оставайся с ней. Подумайте, как обратить её обратно.

— Да никак не обратить! — возмутилась сестра. — Она сама должна.

— Вот и уговори её, — хмыкнул я, и направился к Егору.

Степняк и в самом деле был жив. И даже в сознании. Вот только об этом можно было судить лишь по широко распахнутым глазам. В них плескалась такая дикая боль, что… Я даже не знаю с чем сравнить. Никогда не видел у людей такую муку во взгляде.

А в остальном он был похож на освежеванный кусок мяса. И не мог даже хрипеть — видимо раскалённый воздух выжег голосовые связки. Если такое, конечно, вообще возможно.

— Надо бы его допросить, — кровожадно произнёс десятник.

— Да он даже кричать не может. Не то что разговаривать.

— Хм… — задумался Михалёв. А потом посмотрел на меня: — А может ты его подлечишь, боярич?

Теперь задумался я. Подлечить… Не факт что «Среднее исцеление», даже с божественной помощью, ему поможет. Только заклинание зря переведу.

А с другой стороны — допросить его и в самом деле не помешало бы. Надо же узнать, с какого перепуга он вдруг решил меня убить.

— Попробую, — кивнул я, и снова начал кастовать заклинание. Мысленно обратился за помощью к Живе и активировал на степняка.

То, что голосовые связки у него подлечились, мы узнали секунд через десять. Вначале, когда его трясло и гнуло, был слышен лишь некий сип. А вот потом раздался просто какой-то душераздирающий крик.

Впрочем, и не удивительно. Заклинание до конца его вылечить не смогло. Как я и думал. Оно даже ожоги особо не подлечило. И теперь, помимо боли, что насылает богиня при лечении, к нему добавились ощущения человека, которого окунули в кипяток.

— Чёрт! — ругнулся я, и скастовал ещё одно «Среднее исцеление». Уж слишком невыносимы были его вопли.

На этот раз ему полегчало. Когда Стихийника в очередной раз перестало крючить и корёжить, он замер, облегчённо выдохнул и нашёл меня взглядом. Причём, более-менее осмысленным взглядом. Боль из него так и не ушла, но её определённо стало меньше.

— Зачем мучаешь? — прохрипел он, глядя на меня. — Убей.

— Расскажешь всё, тогда добью, — ответил я. Окинул взглядом его тушку и скомандовал: — Десятник! Обыщите степняка. У него где-то должен быть артефакт. Надеюсь, что он не сломался.

Стихийник дёрнулся, словно собираясь сбежать. Но сил на это у него определённо не было. Да ещё и один из бойцов надавил ему коленом на грудь. На всякий случай, видимо.

Артефактов у пленника оказалось целых три. И лишь один из них удалось опознать сразу. Как раз тот самый, что ставил непробиваемый купол. Он был выполнен в виде миниатюрного, сантиметров десять в диаметре, но очень искусно сделанного щита.

Ещё была цепь из небольших серебряных звеньев, продетая в штаны вместо ремня, и небольшие песочные часы. Вот только песок внутри был зелёный.

— Что они делают? — поинтересовался я у степняка.

— Ничего, — хрипло отрезал он и попытался отвернуться.

— Ага, понятно. По-хорошему ты не хочешь. Десятник, сможете его быстро разговорить?

— Попробую, — неуверенно кивнул Михалёв. — Только если он из-за боли помереть попробует, ты уж его подлечи снова, боярич.

Стихийник снова задергался, глядя на нас ненавидящим и немного испуганным взглядом. Но на то, чтобы вырваться, сил у него всё ещё было не достаточно.

— Держите его крепче, — скомандовал Михалёв подчинённым. Затем неспешно извлёк из ножен кинжал и ловко отрезал пленнику часть мизинца на правой руке.

— А-а-а! — заорал степняк. — Я скажу! Скажу!

— Быстро он, — удивился я. — А столько бравады было.

— Эти любители кобыл все такие, — хмыкнул один из моих бойцов. — Долго бахвалятся, а как до дела дойдёт, то сразу портки пачкают.

— Не тебе упрекать меня в трусости, урус! — брызгая слюной, прошипел пленник.

— Почему же? — презрительно спросил у него воин. — Это вы, трусливые твари, подло напали на нас пятью десятками. Да ещё и справиться не смогли.

— Не твоя заслуга. Если бы не твой господин, мы бы все вас убили.

— Потом поговорите! — прервал я этот бессмысленный спор. — Говори! Кто тебя послал?

— Пообещай мне жизнь, урус.

— Десятник, отрежь ему ещё что-нибудь!

— Не надо! — дернулся степняк. — Я скажу. Это родич наш попросил. Боярин Каганов.

— Каганов? — удивился я. — С чего бы вдруг?

— Ты его сына покалечил. Тот теперь жить не хочет. Вот родич и попросил наказать…

— И ты решил убить и всех моих спутников? — презрительно скривился я.

— Чем меньше вас, собак, останется, тем жителям степей лучше.

— Всё же надо ему ещё палец отрезать, боярич, — со злостью произнёс Михалёв, и покачал в воздухе кинжалом.

— Подожди! — остановил я его, вслушиваясь. — Кажется, сюда кто-то бежит.

Все замерли, прислушиваясь. И секунд через десять Михалёв кивнул.

— Так и есть. И, похоже, большой отряд. Не наши.

— Да откуда тут нашим взяться.