Каро-Кари - Александр Чагай

Талдашев расхаживал по залу уже не в роли султана – теперь он облачился в королевское одеяние: бархатный камзол, штаны с чулками, башмаки с пряжками и горностаевая мантия. Ну, не совсем горностаевая, где в Пакистане добудешь горностая? Но белое синтетическое одеяло, к которому комендантши пришили кусочки черной ткани, служило вполне приличной заменой. Существенная деталь – на голове Талдашева красовалась желтая корона, ее изготовили из обрезков латунных водопроводных труб.

Комендантши исполняли задорный и бодрящий шлягер «Все могут короли». Это было не просто пение, а опять-таки оригинальный театральный номер, поставленный лично Бахытом Бахытовичем. Женщины появлялись в зале, закутанные в бесформенные черные одежды и платки того же цвета. Пели поначалу заунывно, жалостливо: «Жил да был, жил да был, жил да был один король…» Но все менялось, как только они переходили к припеву. Немедленно сбрасывали свои хламиды, оставаясь в красных мини-юбках и топиках, начинали лихо отплясывать канкан и при этом с остервенением визжали про то, что короли могут все. На Талдашева такое исполнение действовало благотворно – он довольно улыбался и потирал мясистые руки.

Поскольку Микаэла не принадлежала к сильному полу, художественные успехи офицера безопасности и его подчиненных (а жены комендантов ему подчинялись беспрекословно) оставили ее равнодушной. Пожалуй, даже вызвали брезгливость. Она невольно скривилась при виде колыхавшихся в такт музыке зрелых грудей, что не осталось незамеченным Талдашевым. Когда секретарша подошла к нему, он уже успел нахохлиться и пронзал ее недобрым и оскорбленным взглядом.

– Веселое представление тебе не по вкусу. Зачем пришла?

Микаэла, раздосадованная тем, что не сумела скрыть своих чувств, заговорила подчеркнуто уважительно. При этом ее голос вибрировал и срывался, выдавая волнение девушки.

– Очень срочное сообщение из Пешавара, Бахыт Бахытович. Звонил Ксан. Просит о помощи, и как можно скорее. Пожалуйста. Там готовится что-то страшное. Говорит, что только вы… что на вас вся надежда.

Кордебалет застыл, комендантши навострили уши. Музыка смолкла.

– Ничего не пойму. Идем, все расскажешь. Пошли ко мне.

– Только скорее, пожалуйста, скорее, – повторяла Микаэла. – А то их всех убьют!

Талдашев сбросил мантию и корону, которые трепетно подхватила Настя Караваева, и потянул Микаэлу за собой. На замену камзола и бархатных штанишек времени не было, и Бахыт Бахытович производил карикатурное впечатление. Впрочем, девушке было не до смеха.

Войдя в кабинет, Талдашев плюхнулся в кресло и, не предлагая Микаэле сесть, потребовал:

– Все по порядку. Излагай.

Когда Микаэла закончила, он раздраженно пробурчал:

– Ерунда какая-то… А ты часом не разыгрываешь меня вместе с твоим Ксаном?

Слова «с твоим Ксаном» были акцентированы, и Микаэла поняла, что офицер безопасности знает про их отношения.

– Он не стал бы меня разыгрывать! – гневно ответила девушка.

– Ну, ладно, проверим. – Бахыт Бахытович взялся за мобильник и в течение трех-четырех минут пробовал дозвониться до Ксана, Шантарского, посла, Старых и Модестова. Безуспешно.

– Странно, очень странно, – задумчиво сказал он.

– Бахыт Бахытович, ради бога, я уверена, там что-то очень серьезное, позвоните этому Шудже, как просил Ксан, если только он может помочь!

– Скажешь тоже! – сердито пробасил Талдашев. – Если все обернется чепухой, мне перед ним ни в жисть не оправдаться! Ты не понимаешь, кто он! Генерал! У него крепость целая под началом!

– Бахыт Бахытович, миленький, – Микаэла чуть не плакала, – спасите их, пожалуйста, я все для вас сделаю! Все! Что ни попросите!

– Что ни попрошу? – Талдашев хитро прищурился. – Миленький? Вот ты как заговорила. Хвостом уже не вертишь… Одобряю. Раз такое предлагаешь, то раздевайся. Давай. Совсем.

– Как, здесь? Совсем? – дрожащим голосом переспросила Микаэла.

Офицер безопасности утвердительно кивнул, ощупывая девушку своими глазками.

Микаэла закусила губу и принялась расстегивать кофточку. Когда она дошла до третьей пуговицы, Талдашев поднял руку и остановил ее.

– Достаточно. Вижу, настроена позитивно. Уговор такой – придешь ко мне, когда я позову. Поняла? Не сейчас.

– Но вы позвоните Шудже?

– Попытаюсь.

Талдашев набрал номер мобильного и уже через несколько секунд разговаривал со своим пакистанским приятелем.

* * *

Зал особняка был полон. Освещалась только кафедра, с которой вещал российский посол. С балкона сверкало око волшебного фонаря, на экране сменялись цветные и черно-белые изображения. Слияние Кабула и Инда, рисовые плантации в Пенджабе, величественные мечети и могольские крепости, а вот и московский Кремль, Эрмитаж.

– …Это только начало, – торжественно говорил Харцев. – Перед нами открываются новые возможности, и лишь от нас зависит, сумеем ли мы ими воспользоваться.

Махина волшебного фонаря была установлена на маленьком балкончике. Модестов натужно сопел, крутя педали. По случаю торжества он вырядился в темный костюм, белую рубаху и галстук, и, видно, зря. Зал отапливался мощными газовыми обогревателями, которые врубили на полную мощность, так что потел парень изрядно. Воротник весь мокрый, рот приоткрыт, язык слизывал с губ соленые капли. Тяжелый барабан вращался с надсадным скрипом. Буфет и Тимофеев с обеих сторон поддерживали чугунную станину, которая опасно раскачивалась из стороны в сторону.

– Ну и тяжелый ты, Сенька! – пожаловался Буфет.

У Модестова не хватило сил даже огрызнуться, он лишь злобно и многообещающе засопел.

– Не усердствуй так, работяжка, конструкция не выдержит, – подлил масла в огонь Тимофеев.

– Ладно тебе, – Буфет урезонивающе посмотрел на напарника, – парень старается. Может, это… как там… его лебединая песнь.

Модестов бросил на шутника смертоносный взгляд, но по-прежнему безмолвствовал и давил на педали.

Между тем Матвей Борисович все говорил и говорил, увлеченный собственным красноречием:

– Перед нами открываются удивительные перспективы. Говорю это вам не как прекраснодушный романтик, а как человек, который во главу угла ставит практическую пользу, выгоду, которые, не сомневаюсь, подкрепят любовь и дружбу, объединяющие наши народы.

Аудитория, воспринимавшая всю эту ахинею весьма благосклонно, рукоплескала. Раздались выкрики: «Ура», «Пакистан зиндабад!», «Россия пайндабад»[28]!

Перестав крутить педали, Модестов блаженно замер, прикрыв глаза.

– Ну, пошло-поехало, – буркнул Тимофеев. – Давай, Женька. Зиндабад!

– Пайндабад, Вася. – Достав фляжку с водкой, Буфет отхлебнул и протянул приятелю. – За нас, в общем. – Толкнул Модестова в бедро. – Присоединяйся, Сеня. За такое дело грех не выпить.