Повседневная жизнь советской коммуналки - Алексей Геннадиевич Митрофанов

и впрямь было страшное приспособление. Страшное и опасное – пожар от газовой колонки не был чем-то из ряда вон выходящим.

Потом, правда, появились более цивилизованные нагреватели – ленинградского завода «Газаппарат», с обыкновенной ручкой. Но тех, кто хотя бы раз в жизни видел газовую колонку производства «Искры», эта ручка не вводила в заблуждение. Они-то знали жизнь, они прекрасно представляли, что за ужасы могут скрываться за внешне благополучным фасадом колонки. И боялись. И боялись не зря.

Марк Алданов писал Вере Буниной, что его теща Анна Григорьевна как-то неаккуратно запалила газовую колонку, в результате в квартире произошел взрыв газа, на мелкие осколки разбилось стекло, и несчастная Анна Григорьевна получила травмы обоих глаз.

Вера Марковна Ландау, жена Марка Алданова, сделала к этому посланию приписку: «Дорогая Вера Николаевна, большое спасибо за все, что Вы пишете о маме. Я ей это передам, и она тоже очень тронута и просит Вас горячо поблагодарить. Доктор надеется, что зрение вернется, но поправка будет во всяком случае очень медленной. Конечно, глаза очень болят, и она почти все время лежит в темноте. Хуже всего, что она не может читать, она раньше только это и делала. Конечно, у нас теперь очень тоскливо».

А в наилучшем положении, естественно, оказывались дети. Александр Каплун вспоминал о коммунальной уборной: «Это, понятно, была самая горячая точка, особенно по утрам. Меня, слава богу, это не касалось – я имел личный горшок».

* * *

Не менее конфликтной была также тема расхода и оплаты электричества в местах общего пользования. В «Правилах внутреннего распорядка в квартирах» от 1929 года значилось: «Рекомендуется счета за электрическую энергию раскладывать между пользователями последней пропорционально количеству свечей. Счета за газ – пропорционально количеству часов горения газа».

Поясню на всякий случай: на советском жилищно-коммунальном арго слово «свечей» означало «ватт». Якобы лампа 40 ватт светит так же, как 40 свечей, 60 ватт – как 60 свечей и т. д. Тот очевидный факт, что свечи могут быть разных размеров и даже одна свеча на разных этапах своего горения производит пламя разной яркости, в расчет почему-то не брался. Лампочки, кстати, тоже разные бывают.

Подсчитать все это было сложно. Но подсчитывали. Ошибались. Но терпели. Наиболее бесконфликтным (и одновременно наиболее сложным технически) был весьма распространенный способ, когда у каждой семьи были своя лампочка и свой выключатель. В первую очередь, конечно, в кухне. Реже – в санузле. В коридорах и прихожих до такого все-таки не доходило.

Увильнуть от почетной обязанности – принимать участие в оплате коммуналки – было проблематично. В том числе и потому, что в соответствии все с теми же «Правилами» от 1929 года все проживающие в коммуналке должны были «своевременно представлять ответственному по квартире уполномоченному сведения о своем положении и заработке, а равно и об изменениях в этом отношении».

Должность «ответственный по квартире» была нешуточной. Этих достойных людей утверждали на уровне домоуправления. Он должен был следить за тем, чтобы жилье не портили, содействовать в сборе квартплаты (этим на протяжении нескольких десятилетий занималось упомянутое домоуправление), следить за соблюдением правил прописки, а также сообщать о всевозможных нарушениях «наверх» – все в то же домоуправление. Надо ли говорить, что «ответственные» могли всерьез испортить жизнь своим соседям и, соответственно, пользовались всеобщей подобострастной любовью. Эти люди могли, например, лишить жильцов талонов на дрова – за какое-нибудь незначительное прегрешение. И тогда нечем будет растопить свою буржуйку, а без нее – вообще погибель. А могли не лишать – в этом случае жизнь продолжается, под радостное потрескивание полешек в печурке.

Впрочем, не в таком уж густом масле катался этот сыр. Ответственные по квартире, несмотря на всю их власть, жили в тех же поганых условиях, что и все остальные участники этого торжества. Иосиф Бродский писал в некрологе Надежде Мандельштам: «Жила она в двухкомнатной коммунальной квартире. Одну комнату занимала квартуполномоченная, чья фамилия по иронии судьбы была – Нецветаева, а другую – Н. Я. Мандельштам. Комната была размером со среднюю американскую ванную – восемь квадратных метров. Большую часть площади занимала железная полуторная кровать; еще там были два венских стула, комод с небольшим зеркалом и тумбочка, служившая также и столом: на ней находились тарелки с остатками ужина, а рядом – английская книжка в бумажной обложке – “Еж и лисица” Исайи Берлина. Присутствие этой красной книжки в каморке, и самый факт, что она не была спрятана под подушку, когда в дверь позвонили, как раз и означало, что передышка началась».

Полагаю, обе эти женщины были друг другом крайне недовольны.

* * *

Надо ли говорить, что еще большей властью был домоуправ, а также приравненный к нему председатель жилтоварищества или домкома, начальник жилищно-коммунального товарищества и т. д. То есть примерно то же самое, что ответственный по квартире, но уже в масштабах целого дома. А дом – весьма ресурсоемкое произведение. То есть взятки, взятки и еще раз взятки. Многие особо предприимчивые домоуправы плавно перемещались в тюрьмы и лагеря. Но такая перспектива мало кого останавливала. Каждый верил, что именно его не коснется печальная участь, милостиво обойдет стороной, что он сам вовремя остановится, почувствует, когда пора.

Словом, заигрывались.

Впрочем, и здесь случались исключения. Сергей Заяицкий в рассказе «Человек без площади» описывал редкостного в этой пусть общественной, но все же должности, милашку: «Управдом Агатов относился к жильцам мягко и как-то даже по-отечески, ворчал, шумел, но, в общем, никого зря не обижал и плату брал нормально. И жильцы правильно рассуждали: пусть ругает, лишь бы не обкладывал.

А в особенности любили и ценили его дамы… любили именно потому, что он поистине был их покровителем и при разводах, и при других зависящих от него обстоятельствах. Был управдом джентльмен.

Теперь он сидел у себя в квартире перед только что раскупоренной бутылкою русского хлебного вина и размышлял, выпить ли всю бутылку сразу или половину выпить, а половину оставить на завтра.

Поэтому, услыхав стук в дверь, он недовольно крикнул: “Ну” – и, увидав Слизина, сказал: “Какого черта, граждане, вы ко мне на квартиру ломитесь, еще и в воскресенье… Есть для этого контора”.

Но при этом, случайно вглядевшись в лицо Семена Петровича, прибавил он несколько мягче:

– Ну, что там? Налоги, что ли, все отменили?

Семен Петрович действительно имел вид до крайности ошалелый.

– Я бы не решился, если бы не такое дело… Просто такое дело…

– Ну, что?

– Вы себе вообразить не можете… только я очень попрошу, чтобы все это между