Повседневная жизнь советской коммуналки - Алексей Геннадиевич Митрофанов

газет, армейским командирам в дни войны, – я относился с ненавистью, презрением и почтением, благодарный им за все то зло, которое они могли мне сделать, но делали не до конца».

И продолжал свою мысль: «Вернемся к холуям. Они делились на тех, кто зависел от нас: Вероня, ее многочисленная родня, соседи, бесплатно лечившиеся у моего деда, – как во всех холуйских семьях, у них беспрерывно болели дети всеми подряд инфекционными болезнями (дыша этим пропитанным микробами воздухом, я ни разу ничем не заразился), и на холуев, которые от нас не зависели, – их мы побаивались, опять же все, кроме мамы. Таким образом, первое различие людей, открывшееся мне, лежало в области социальной, хотя я не уверен, что это слово подходит, ведь интеллигенция – не класс, а прослойка, холуи же вообще понятие аморфное.

Но читатель поймет, что я имею в виду».

* * *

Кстати, дети в коммуналках были потрясающим источником всякого рода информации для взрослых. Не всегда, впрочем, благоприятной.

На заре своей жизни я обретался в густонаселенной коммуналке. Во избежание всякого рода аварий меня старались лишний раз из комнаты не выпускать. Притом разговоры велись откровенные. В том числе обсуждались соседи.

Как-то раз, однако же, не усмотрели. Я болтался в общем коридоре, когда открылась входная дверь и вошла миловидная женщина. Я ее раньше не видел. Женщина же не видела меня. Стала говорить всякие полагающиеся к этому случаю ласковые слова, угостила конфетой. Я вполне серьезно доложил, что, в принципе, мне запрещают брать что-либо у чужих, но на такую замечательную тетю этот запрет, видимо, не распространяется.

Слово за слово, я очаровывался «тетей» все больше и больше, а она, по всей видимости, мною. Но всему наступает конец – и нашему милому общению тоже. Тетя достала еще один ключ и принялась открывать соседнюю дверь.

– Не ходите туда! – закричал я. – Там змеи живут! Они очень плохие! Мне бабушка рассказывала!

Я схватил женщину за руку и принялся оттаскивать ее от двери. Женщина медленно сползала с лица – до нее начал доходить смысл сказанного мною.

Неудивительно, что в случае коммунального конфликта милиционер, прибыв «на адрес», первым делом принимался разговаривать с детьми. Присаживался на корточки, широко улыбался, вручал пресловутую конфету, давал потрогать кобуру – этакий добрый дядя Степа. И дети взахлеб выбалтывали тайны коммунального жилья.

Кто про что? Общий досуг

Хочешь не хочешь, а люди, даже помимо своей воли оказавшиеся вместе в одном сильно ограниченном пространстве, постепенно притирались друг к другу, начинали общаться и даже проводить вместе свободное время. Одним из популярнейших героев коммунального совместного досуга на протяжении практически всей коммунальной эпохи был патефон. Правда, поначалу этот незамысловатый девайс был редкостью. Но его проникновение в советский быт с каждым годом делалось все ощутимее.

Патефоны продавали на Мясницкой. Газетная реклама сообщала: «Грампласттрест открывает музыкальный магазин на Мясницкой, 20. Кроме различных музыкальных инструментов, будут продаваться и портативные граммофоны (патефоны). Фабрики пока не могут удовлетворить выросший спрос на патефоны полностью, поэтому патефоны будут отпускаться в первую очередь ударникам по ордерам, распространяемым через организации».

Там же продавались и пластинки.

Вот все собираются – вымытые, принаряженные. Женщины с праздничными прическами, для которых волосы накручивали на бигуди. Мужчины при галстуках, набриолиненные. В просторный коммунальный коридор выносится табуретка – толстоногая, устойчивая, покрытая густым слоем коричневой масляной краски. На нее торжественно водружается патефон. Открывается крышка. Вставляется игла в звукосниматель. Тщательно выбирается пластинка. Например Петр Лещенко. Протирается мягкой фланелью. Ставится на патефон. Вращается ручка – закручивается пружина.

Наконец-то пластинка начинает вращаться – 78 оборотов в минуту. Долгожданное потрескивание. Первые аккорды. И – завораживающий голос всенародного кумира:

Ах, эти черные глаза-а-а-а

Меня плени-и-и-или…

Непередаваемый восторг.

Разве что приходилось следить за патефонными иглами – они могли просыпаться, к примеру, на диван и причинить кому-нибудь из веселящихся довольно ощутимый дискомфорт. (В скобках отметим обилие всяческих игл: игла для примуса, швейная игла, игла для патефона – просто не коммуналка, а какой-то дикобраз.)

«У Зубковых патефон, слышится шарканье подошв – значит, фокстротируют», – писала одна из современниц.

Патефон был символом достатка. Писатель Александр Рекемчук вспоминал о своем детстве:

«У нас, как и у всех достаточных советских людей, конечно, был патефон. Не граммофон – деревянный ящик с жестяным раструбом, а патефон, чемоданчик с откидной крышкой, диском, мембраной и заводной ручкой. Вот к нему-то из своих дальних странствий Рекемчук и привозил новые пластинки. На этих пластинках – мне их давали в руки, подержать – была наклейка: белая собака, слушающая музыку с граммофона, того самого, старинного, с раструбом. Это была этикетка фирмы Пате, то есть пластинки были привезены из-за границы – из Берлина, из Парижа, из Праги, – в доме не делалось особого секрета из того, что отец бывал именно там, а не в ближайшей загранице, Кишиневе.

Вот эти-то пластинки и собирались послушать гости. Под них же танцевали – фокстрот, танго, чарльстон.

Эти мелодии и ритмы мне приходилось слышать и позже, когда я уже подрос и сам стал посещать танцульки, приглашал, еще стесняясь и волнуясь, первых девочек. “Маненька Манон”, “Риорита”, “Инесс”…

Но главным впечатлением моего детства – и, как я догадываюсь, главным сюрпризом для гостей, – были песни Александра Вертинского».

Неудивительно, что многие воспринимали патефон как средство для вложения денег. Один из наших соотечественников записывал в 1937 году в дневник: «Сегодня вот купили патефон и штук 20 пластинок. Вечером уже патефон гремит… Весело и хорошо. Патефон стоит 175 рублей и каждая пластинка по 2-90. В случае какой нужды – продадим. Возьмут нарасхват, а пока пусть будет наш».

Мало кто знает, – впрочем, и тогда мало кто знал, – что патефон – изделие военное. Первоначально он был предназначен для развлечения английских солдат на позициях. Первый экземпляр был снят с конвейера в 1913 году.

Название происходит от фирмы «Пате». Именно она – одна из многих – начала поставлять свою продукцию в Россию, еще до революции.

«Патефоны и пластинки “Пате” к ним», – завлекала реклама дореволюционных торговых домов.

Слово «патефон» было в ходу только в нашей стране – в других государствах его назвали иначе. Графофон, фонограф или просто «говорящая машина».

Правда, в советское время производство этой штуки освоили более десяти отечественных заводов, в том числе шесть специализированных. Они так и назывались – Владимирский патефонный завод, Коломенский патефонный завод, Ленинградский патефонный завод.

Патефон – гениальное изобретение. В первую очередь