Завтра подует завтрашний ветер - Ольга Яблочкина

class="p">В кафе они почти не разговаривали между собой, и только А Юн временами поглядывала на него. Он видел на ее месте лишь воздух, совсем не замечая ее и даже больше разговаривая с другими только для того, чтобы она не пыталась заговорить с ним снова.

Они вернулись поздно, что было не совсем кстати для завтрашней тренировки. Быстро раздевшись, они как по приказу легли в постель, но сон еще долго не приходил к ним. Хорошо уснул только один Мин Хон. Чонхо еще долго ворочался с боку на бак, наконец, усевшись в постели. До Гын тоже не спал. Он просто лежал с закрытыми глазами.

– Ты не знаешь… – вдруг начал Чонхо. – Не знаешь, почему один телефон всегда не отвечает?

– Это как?

До Гын тоже уселся в постели и включил свет.

– То есть всегда звонок проходил нормально, но вдруг только короткие гудки.

– Не знаю… – медленно протянул До Гын. – Хотя постой, дай я посмотрю.

До Гын вытянул руку в ожидании, что Чонхо даст ему свой телефон. Когда-то он в этом совершенно ничего не смыслил, и все технические новинки были для него пустым звуком – все же он приехал из маленькой деревни. Теперь же разбирался во всем этом очень даже хорошо. Чонхо никогда этим просто не интересовался. Он отдал телефон в протянутую руку.

– Сейчас посмотрим… – До Гын начал водить пальцем по дисплею, увлеченно нажимая на всякие кнопки.

Это продолжалось довольно долго, и Чонхо уже успел задремать на пару секунд, ведь усталость все же давала о себе знать.

– Нашел! – воскликнул До Гын, разбудив при этом задремавшего Чонхо.

– Что?

– Нашел в чем проблема! – От обилия чувств До Гын даже поцеловал телефон. – У тебя этот номер был всего-навсего заблокирован. Может, ты это случайно сделал? Или просто в системе что-то нарушилось… О, вот и уведомление, что этот номер звонил двадцать три раза… Это Мидори-сси, да?

До Гын заинтригованно посмотрел на бывшего капитана. Сколько бы времени ни прошло, в каких бы клубах они не играли, в каких бы странах не жили – все равно Чонхо оставался для них, бывших участников Чжамчжанын хорани, капитаном, самым первым и самым дорогим.

– Мне кажется, я даже знаю, кто это сделал… – пробормотал Чонхо.

– Кто? Кто это мог сделать? – спрашивал До Гын.

– Дай мне телефон, – не обращая внимания на вопросы, сказал Чонхо.

Получив телефон, он тут же нажал на вызов, забыв о том, что уже второй час ночи. Трубку долго не брали, и Чонхо уже было решил, что она спит, уже выругал себя за такую порывистость, но…

– Да?

Голос самый прекрасный из всех, голос девушки, которая за короткое время пережила многое, голос девушки, которая, возможно, долго плакала где-то там, где ее никто не видел.

– Привет… – Чонхо даже немного растерялся от такого ответа. – Наконец-то я дозвонился до тебя. Как ты?

За этим, казалось бы, простым вопросом последовало долгое молчание. Вдруг Чонхо почувствовал где-то в глубине, что что-то случилось, что-то нехорошее.

Чонхо не стеснялся разговаривать в этой комнате, ведь он говорил по-японски, а До Гын им нисколько не владел.

– Нормально, – наконец ответила Мидори.

– Так вот, у меня просто был заблокирован твой номер. Но теперь все нормально. Тебе до этого случайно никто не отвечал с моего номера?

Снова молчание. Чонхо почему-то сразу представилось, как она посмотрела куда-то вверх, пытаясь вспомнить. Прошло около четверти минуты, прежде чем она ответила.

– Отвечал… – наконец сказала она и снова замолчала.

– Так и знал… Не знаю, что она тебе наговорила, но поверь, это все неправда. Просто я имел неосторожность оставить свой телефон в раздевалке.

– Чонхо… – вдруг сказала она, но потом еще некоторое время помолчала. – Когда ты приедешь, мы должны поговорить.

Тон ее был серьезен, настолько серьезен, что Чонхо даже начал беспокоиться: не случилось ли что.

– А сейчас, – тихо продолжала она, – спокойной ночи. Удачи тебе во всём и везде.

И, не дождавшись, пока он ответит, она выключила связь, оставив Чонхо еще долго думать, что же такого могло приключиться с ней за такое короткое время.

До Гын уже мирно посапывал, убаюканный монотонной японской речью, да и у самого Чонхо уже слипались глаза. Одно только его волновало. Ее последняя фраза звучала как прощание. С чего бы это? Он бы подумал об этом дольше, но очень хотелось спать, так что он заснул, как только опустил голову на подушку.

А на следующий день все было так же. Вот только он смотрел на А Юн, если другого выхода не было, не просто с пренебрежением, а с раздражением и некоторой злостью, которую он все же не старался выместить на нее. Он просто подошел к ней на следующий день, чем вызвал сначала бурю эмоций в ее душе, но то было только сначала. Чонхо напрямик спроси ее: зачем? А Юн некоторое время притворялась, что совсем не понимает его, но потом сказала, разозлившись:

– Иначе ты бы на меня внимания не обратил! А я так хотела…

– Разве после того, что ты сделала, я обращал на тебя должное внимание? – спросил на то Чонхо.

Больше А Юн ничего не сказала, и только заблестели ее глаза. Она убежала куда глаза глядят, то есть на свое рабочее место. Он лишь отвернулся, вернувшись на поле, чтобы отрабатывать удар с полулета вместе с Мин Ву и Сон Ёном.

Так, день за днем оставалось все меньше времени до самого матча, и уже пора была собираться на дальнюю землю. Были забыты всякие гуляния, потому что на них просто не хватало времени, и только тренировки были перед глазами. Порой они даже не давали отдыха ночами и снились кому-то. Снились, чтобы потом утром повторить все в действительности.

Это все занимало Чонхо, практически заставляя забыть об остальных вещах. Но об одном он забыть не мог. О ее голосе, об их последнем разговоре. Внешне оставаясь все таким же серьезным и чуточку холодным, он передумал множество предположений, почему она так разговаривала в последний раз. А ведь раньше она очень любила разговаривать с ним по телефону. Даже если они находились на расстоянии двадцати метров.

Он шел по улице после тренировки. Была зима, сезон закончился, но у них должен был быть матч с Гуичжоу в рамках чемпионата Азиатского футбола. Было еще достаточно светло, они закончили пораньше. В свои двадцать два он уже довольно хорошо выучил, когда их отпустят рано, а когда – вовсе нет. Он шел,