Замуж за ревизора - Ирина Лазаревна Муравьева

Я иду прощаться с хозяйкой дома, переселяюсь в таверну и уезжаю отсюда завтрашним же утром.

- Как хочешь, - с деланым равнодушием ответил Сэдрик.

Внутри он знал, насколько это не верно: заканчивать свой разговор с братом на такой ноте, но ничего не мог с собой поделать. Злость кипела в Сэдрике, и едва Сильвер скрылся за воротами Бройте, как Сэдрик изо всех сил ударил кулаком в стену. Чтобы ощутить боль в той самой левой руке, что принесла ему столько зла.

Глава 48

Сэдрик покинул башню Бройте почти сразу после своего брата и вернулся лишь к утру. Вместе с Сильвером и перебинтованной доктором Виком левой рукой. После семейного завтрака, проведенного в полном молчании, не нарушаемом даже чавканьем Арона, который как назло научился хорошим манерам, Сильвер сообщил, что ему пора ехать дальше. Он попрощался с Мэри очень вежливо, ни сколь не давая понять, что знает о ее договоре с его братом. Но именно эта добрая вежливость пугала девушку больше всего.

Этой ночью она думала. О словах Сильвера, своей ситуации и их отношениях с Сэдриком.

Конечно она предполагала, что у ее мужа есть проблема с левой рукой. Тот часто менял перчатки, но Мэри редко видела его без этого аксессуара. Правую руку она лично перебинтовывала, а левая – всегда оставалась скрытой. И тогда, когда он поцеловал ее после землетрясения, разве не прикосновение к левой руке заставило Сэдрика прекратить поцелуй?

Да, Мэри не была слепой. Но она и представить не могла, что за всем этим стоит ещё и «история», как изволил выразиться Сильвер. Зачем он бросил эту фразу? Проверить ее, проверить брата? Узнать правду об их отношениях? Один удивленный взгляд выдал их. По правде, он был всем, чего только ждал Сильвер. Низкий поступок. С другой стороны, Мэри казалось, что Сильвер всерьез переживает за Сэдрика. Только от чего? Любая другая нормальная жена непременно решила бы узнать до конца: что не так с рукой ее мужа? Для этого можно было подговорить Арона спрятать все перчатки, пролить какой-нибудь соус и стянуть перчатку с мужа прямо за столом, или, на крайний случай, прокрасться к Сэдрику со свечой, когда он спал…

Мэри даже усмехнулась нелепости ситуации. Ей было не все равно до переживаний Сэдрика, но она уважала его право на тайну, и если он не хотел говорить о своей руке или показывать ее кому-либо, то это было его полное право. Мэри была абсолютно уверенна, что для нее Сэдрик останется Сэдриком даже если вместо левой руки у него протез. А Сильвер, несмотря на всю свою сметливостью, которая кажется было семейной чертой Скролов, так и не понял самого главного: знай или нет Мэри о маленькой тайне Сэдрика, она все равно была его женой.

Когда-то давно, дядюшка Юстав, тот что писал пьесы, пытался найти для одной из них определение слову «любовь». Ему непременно хотелось чего-то возвышенного, красивого. И когда Мэри сказала, что любить это значит заботиться о человеке, дядюшка лишь фыркнул на нее. В итоге его рыцарь в сияющих доспехах «любовью страстной воспылал, и деву жгуче возжелал». Эта пьеса вроде даже была поуспешней остальных творений дядюшки, но вспомнилась она Мэри вовсе не от того. Смешно, как мало знала о любви она тогда, когда предлагала слово «забота». Так, ей казалось, вели себя родители: заботились друг о друге, помогали, поддерживали. И Мэри не видела возгораний. Она ошибалась. Любовь все же оказалась жгучей. Пусть и изнутри. Требовательной. Полной тревог и страхов. И, вместе с тем, такой сладостной, нежной… Забота так же никуда не ушла из нее, но именно вместе с огнем в сердце составляла она то самое понятие «любовь». Мэри знала, что любит Сэдрика, хоть и не понимала, в какой именно момент  это чудо приключилось с ней. А Сэдрик… Любил ли он Мэри?

В том, что он по-своему заботится о ней, Мэри была уверенна. Однако он точно так же заботился и об Ароне.

Но стучало ли его сердце столь же сильно, как стучало сердце Мэри, когда он смотрел на нее? Загоралась ли его кровь от одного ее прикосновения? Хотелось ли ему, чтобы эта зима в Бройте никогда не кончалась, и они всегда были вместе?

Это оставалось для Мэри вопросом. Сэдрик смотрел на нее с нежностью, целовал с жаром, но затем в нем словно что-то переключалось, и он становился холодным и отстранённым. Она помнила их первый честный разговор, и то, как Сэдрик сказал : «когда я закончу дело, мы с тобой разведемся».

Останется ли он верен своему слову, или Мэри вовсе не обманывает себя, и их чувства взаимны?

Сердце девушки сжималось от страха, но любовь — это ещё и вера. Поэтому Мэри верила в лучшее.

Однако, любовь — это так же доверие, и здесь броня оказывалась плохо незащищённой.

Ближе к полудню в губернаторский дом пришла Карла.

Она не часто навещала Мэри, но все же между ними были если не дружеские, то весьма неплохие отношения.

- Господин Хендрикс отправил меня забрать у вас бутылки вина, что он присылал, - сообщила она.

- Неужели Сэдрик снова вне милости? – усмехнулась Мэри.

- Нет, но Хендрикс наконец осознал, что наш губернатор не пьет, и потому решил не дать добру пропасть. – улыбнулась Карла, - Тем более, что все это может пригодиться во время праздника.

- Какого праздника? – удивилась Мэри.

- Зимнего солнцестояния, конечно же.

- Я думала в Бройте никогда не празднуют этот день?!

Карла, приготовившись немного посплетничать, уселась за стол.

- Предложение праздника было выдвинуто сегодня утром, - рассказала она, - сейчас в городе царит такая оживленная атмосфера, что было бы глупо ее не поддержать. Хотя праздник и намечен за три дня до настоящего солнцестояния, чтобы не мешать традициям.

Мэри, разливавшая чай, приостановилась.

- Карла, - вкрадчиво спросила она, - а почему в Бройте все столь боятся зимнего солнцестояния?

- Суеверия, привычки, старинные легенды, - пожала плечами Карла, - много чего.

- Легенды? Да, в эти дни принято рассказывать разные сказки, - вздохнула Мэри, вспоминая свой недавний разговор с Ароном.

Между тем мальчик и сам показался на кухне. Вежливо поздоровавшись с Карлой, он по своему обыкновению набрал еды и снова направился на улицу, где его ждали друзья из местных мальчишек.

Карла проводила мальчика задумчивым и немного грустным взглядом.

- Дети так быстро растут,