Пепел сердца - Инна Бачинская

– Ты осуждаешь меня? – спросила Ния. – Федя, пойми, я не могла пойти! Володя не хочет меня видеть, все глазели бы, Тюрина… она на все способна! Она меня ненавидит, она страшный человек!

Они сидели в гостиной, не зажигая света. За окном догорал неяркий зимний день. Декстер лежал на диване, положив морду Федору на колени.

– Он все время ест, – сказала Ния. – И боится выходить из дома. Бедняга, досталось ему! Какая нелепая и дикая история… Настя убила Геннадия! Мне бы это в голову не пришло. Она же всерьез на него рассчитывала… Не понимаю. Они и тут все время дрались… как-то ночью так кричали! А наутро она с синяками… тональником замазала. Я бы такого мужика и близко к себе не подпустила, а ей ничего. Я говорю, какой из него муж, а она, другого, говорит, нет. Бедная Настя… – Ния вздыхает.

Федор молчит.

– У тебя все в порядке? – говорит она через минуту. – Ты извини меня, мы последнее время мало виделись… я очень пережила эту историю. Слава богу, суд состоялся. Володя получил шесть лет. Звонил Паша Рыдаев, говорит, через четыре года выйдет. Я уже подписала документы на развод, согласие на продажу дома и еще кучу всяких-разных бумажек. Теперь свободна. Самолет завтра в два тридцать! Я минуты считаю до отъезда! Я перестала спать, я не могу спать в этом доме! Иногда я думаю… только не подумай, что я бессердечная… Хорошо, что это произошло в его квартире и я не видела всего этого ужаса!

Федор понимал, что ей нужно выговориться. Ния вскакивала, ходила взад-вперед, снова садилась, всхлипывала, смеялась, трепала за уши Декстера. Замолкала на минуту-другую и снова продолжала говорить.

– Какой в этом смысл? Федя, ты философ, скажи, какой в этом всем смысл? Настя умерла… моя единственная подруга! Этот Зуб или Клык погиб такой страшной смертью… Я до сих пор не верю, что Настя его убила! И обокрала меня… Обокрала! Я ведь ни в чем ей не отказывала! Я покупала ей одежду, она жила в моем доме… я подарила ей кольцо с бриллиантом. А она обокрала меня, уму непостижимо! Отнесла деньги и украшения к нему… Зачем? Хотела бросить на него подозрение? А он понял и… и… она его убила?

Ния смотрела на Федора, в глазах ее были боль и недоумение.

– Трудно судить о ее мотивах, – сказал Федор. – Она пришла к нему, скорее всего, с предложением уехать, а потом они поссорились, ты же сама говорила, что они все время ссорились. Этого мы никогда не узнаем…

– А Декстера зачем? Я попросила погулять с ним, я сидела дома больная, но ведь она могла отказаться! Она взяла его погулять, надела поводок… а сама пошла к Зубову? И бедный Декстер видел, как она его убила! Ужас! Настя… такая жизнерадостная, оптимистка… и вдруг убийство? Чего они не поделили? Получается, я совсем ее не знала! Даже то, что она в моем доме наглоталась этой дряни… Это непорядочно, в конце концов! В моем доме!

Федор промолчал.

– Дикость! – Ния прижала пальцы к вискам. – Я отвыкла от этой местечковой дикости и бескультурья! Он ее бил, а она цеплялась за него! Я не смогу здесь, Федя, я погибну. В Европе все не так, там нормальные люди, все приветливы, улыбаются, а здесь… Здесь невозможно жить. Страшно! Средневековье, честное слово. Ну, любишь, люби себе, но ревновать, бросаться с ножом, сводить счеты, мстить… не понимаю я этого. И вся ностальгия сразу соскакивает с тебя, как лопнувшая кожура. И только одна мысль: бежать! А тут еще Тюрина эта… Рыдаев говорит, она на суде выкрикивала угрозы, вела себя неадекватно, ей несколько раз делали замечания. Потом подбежала к Володе, когда уже его выводили, схватила за руку! Он ей что-то сказал, и она закричала! Она не дала бы мне житья… Ты понимаешь, что она не дала бы мне житья?

– Ты не должна оправдываться, Ния, – сказал Федор. – Делай, как тебе удобно.

– Речь не об удобстве, как ты не понимаешь! Речь идет о моей жизни! Я боюсь ходить по улице, мне кажется, она бросится на меня из-за угла!

Ния почти кричала. Федор смотрел на нее и видел ту Нию, которую знал когда-то. Та, другая, громко рыдала и жаловалась, что Владик завалил ее, она все ответила, а он завалил! Владик, Владислав Семенович, профессор Сирецкий, вел у них гражданское право. Она вчера весь вечер занималась, чуть не до утра, она все знала, а он завалил! И с Федором занималась, он же знает, что она учила! Она смотрела на Федора заплаканными глазами, она искренне верила, что хорошо подготовилась к экзамену, она верила в то, что говорила…

Теперешняя Ния тоже громко жаловалась на Настю, к которой она всей душой, а она ее обокрала и бросила Декстера. И покончила с собой в ее доме. Господи, ну почему? Я к ней всей душой…

Неужели, думал Федор, мы не меняемся? Время обтекает нас, мы делаемся старше, мы прочитали много книжек, мы приобрели жизненный опыт, на нашем лице появились морщинки, мы научились притворяться и говорить то, что нужно, а не то, что чувствуем, мы иначе одеваемся, иначе говорим, смеемся, выглядим, а на самом деле глубоко внутри мы все те же и действуем все так же…

А он, Федор, изменился? Или остался все тем же влюбленным в Нию, самоуверенным, самым умным, самым успешным, самым-рассамым Федором Алексеевым из далекого прошлого? И сейчас сидит он в гостиной в ее доме, на ее диване, а она, рыдая, рассказывает ему, как ее… он затруднился словом… кинули? Как ее кинули…

Прошлое постучалось и вошло, и им показалось на миг, на короткий ослепительный миг, что они тоже вернулись.

А может, оно вернулось и не застало их? Потому что они все-таки изменились?

– Федя, что нам делать? – Ния смотрела на него широко открытыми глазами. – Я не могу остаться!

– Я понимаю, Ния. Тебе не нужно оставаться.

– Ты приедешь ко мне? – Она села рядом, прижалась щекой к его плечу. Пискнул потревоженный Декстер. – Ты же не был в Вене… Приедешь?

– В Вене я был четыре года назад. Красивый город… – неопределенно сказал Федор.

– Знаешь, я никогда не забуду, как мы пошли на Магистерское озеро! Снег, красный закат, впереди луга и лес на горизонте, а за спиной сияющий в огнях город. Спасибо! – Ния вдруг взяла руку Федора и поцеловала; он не успел ей помешать.

– Глупая, – сказал он, прижимая ее к себе. – До чего же ты у меня глупая… такая же, как когда-то.

– Ты меня простил?

– Я давно тебя простил… нечего было прощать. Мы были детьми.

– Ты… ты такой правильный! Настя сказала, я тебя не стою! Настя сказала, я дура, променяла тебя… – Ния заплакала.

– Ну, ну, перестань, а то я сейчас тоже… представляешь картинку?

– Ты добрый, Федя… всегда был. И сейчас… Я тебя не стою. Молчи! – Видя, что он собирается возразить, она закрыла ему рот ладошкой. – Дай мне сказать. В последний раз… как на исповеди. Я не понимаю себя, меня несет… головой понимаю, что не нужно, и ничего не могу с собой поделать. Мне кажется, от меня ничего не зависит! Меня тащит, я цепляюсь за кусты и камни… У тебя так бывает?