Люди тумана. Бенита, или Дух Бамбатсе (сборник) - Генри Райдер Хаггард

– Теперь ты не можешь причинить себе вреда! – сказала Соа по-португальски. – Позволь сказать тебе еще одну вещь: пока ты будешь спокоен, все пойдет хорошо, но если ты сделаешь попытку убежать или причинить кому-либо из нас насилие, тогда тебя свяжут и поместят отдельно и этим ты навлечешь смерть на Пастушку. Остерегайся же этого, белый человек, и веди себя смирно, вспомни, что теперь пришел мой черед, и ты вполне в моей власти!

– Я понимаю это, мой почтенный друг! – отвечал Леонард, стараясь овладеть собой. – Но не знаю, на что ты намекаешь, да я и не забочусь ни о чем, лишь бы известная особа находилась в безопасности!

– Не бойся, Избавитель, она в безопасности. Как ты хорошо знаешь, я ненавижу тебя, и если оставила в живых, так только потому, что без тебя она могла бы умереть. Поэтому не опасайся за нее, не делай никакой попытки насилия по отношению ко мне или моему отцу, когда мы одни будем посещать тебя, так как все устроено таким образом, что место нахождения Пастушки не может быть никем открыто, и тот момент, когда ты поднимешь против нас руку, будет началом ее гибели. А теперь я должна оставить тебя, чтобы посмотреть, что делается в храме. Если она проснется прежде, чем я вернусь, постарайся не пугать ее. Прощай! – И Соа оставила комнату вместе с сопровождавшими ее жрецами; тяжелая дверь захлопнулась за ними.

После этого Леонард взял со стола свои вещи и положил их снова в карманы, за исключением револьвера и ножа, которые были унесены Соа. Затем, отодвинув одеяло с лица Хуанны, стал смотреть на молодую девушку. Она спала глубоким и безмятежным сном; даже улыбка играла на ее лице. Тяжело вздохнув, Леонард стал осматривать комнату, в которой они находились. В ней было двое дверей, – одна, через которую они вошли, и другая – такой же прочности. Ниша, из которой Соа взяла яд, была открыта. В сущности, то была не ниша, а сквозное отверстие в скале, имевшее вид амбразуры, обращенной узкой частью внутрь комнаты. Это отверстие привлекло внимание Леонарда своей необычной формой и также потому, что через него к нему доносились какие-то звуки. Прежде всего Леонард различил шум текущей воды; затем до него донеслись голоса толпы, то усиливающиеся, то замолкавшие. Наконец он понял, где они находились. Они, очевидно, были спрятаны в стене храма в непосредственной близости от бассейна, лежавшего перед храмовым колоссом, а крики, доносившиеся до него, издавал народ, следивший за судьбой Оттера и Франциско.

В течение часа раздавались голоса, за которыми наконец последовало молчание, прерываемое только журчанием воды.

Тогда Леонард, догадываясь о печальной судьбе, постигшей Оттера и Франциско, с тяжелым сердцем, полный самых мрачных дум, взял стул и сел вблизи постели Хуанны.

Молодая девушка еще спала под влиянием сонного питья. Наконец бледное лицо ее покрылось краской, она открыла глаза и села на постели.

– Где я? – спросила она, недоумевающе оглядываясь вокруг. – Это не та постель, на которой я раньше спала. О! Все кончено?

– Успокойтесь, дорогая, я с вами! – сказал Леонард, взяв ее за руку.

– Я это вижу. Но где же другие и что это за ужасное место? Разве мы заживо похоронены, Леонард? Это место похоже на могилу!

– Нет, мы только в плену. Подите сюда, скушайте и выпейте сначала что-нибудь, тогда я расскажу вам все!

Она встала и впервые обратила внимание на свое платье.

– Что это? Это платье Франциско! Где же он сам?

– Кушайте и пейте! – повторил он.

Она машинально исполнила его просьбу, смотря в его лицо удивленными и испуганными глазами.

– Теперь, – произнесла она, – скажите мне. Я не могу выносить этого дольше. Где Франциско и Оттер?

– Увы! Хуанна, они умерли! – ответил он торжественно.

– Умерли! – простонала она, ломая руки. – Франциско умер! Но почему же мы еще живы?

Леонард рассказал весь план спасения, придуманный Соа.

Выслушав это, Хуанна вскочила на ноги и устремила на собеседника свои сверкающие глаза.

– Как вы смели сделать это? – вскричала она. – Кто дал вам право на это? Я считала вас мужчиной, а теперь вижу, что вы трус!

– Хуанна, – сказал Леонард, – вам не к чему говорить так. Все было сделано ради вас, а не для кого-либо другого!

– О, конечно, вы так говорите, но я думаю, что вы сговорились с Соа умертвить Франциско с целью спасти вашу собственную жизнь. Между нами все кончено. Я больше никогда не буду разговаривать с вами!

– Вы можете сделать это, если вам угодно, – отвечал Леонард, почувствовав крайнее раздражение, – но я буду говорить с вами. Смотрите, вы сказали мне слова, за которые, будь вы мужчиной, я постарался бы отомстить вам, но так как вы женщина, то я могу только ответить на них, а затем умываю руки. Вы должны узнать, когда к вам вернется здравый смысл, что я с радостью занял бы место Франциско. Но это было невозможно, так как если бы я вздумал надеть на себя платье Аки, то меня тотчас же узнали бы и вы поплатились бы за мое безумие. Мы все хорошо понимали это, поэтому, посоветовавшись, решились сделать так, как я уже вам говорил. Я согласился на то, чтобы вас перенесли сюда с тем только условием, что буду сопровождать вас для вашей же безопасности. Ну, а теперь я сожалею об этом: лучше бы мне пойти вместе с Франциско. Тогда, быть может, я нашел бы покой вместо тех обидных слов и упреков. Впрочем, не бойтесь, вероятно, я скоро последую за ним. Я знаю, что вы любили этого человека, этого героя; знаю также, что вы, случайно или намеренно, сделали все, чтобы, влюбив его в себя, нарушить покой его души. Поэтому я извиняю ваше поведение, которое при всем моем снисхождении сделалось совершенно невыносимым!

Он замолк и посмотрел на нее, сидевшую на краю постели с закушенными губами и поглядывавшую на него с выражением любопытства на лице, на котором отражались поочереди скорбь, гордость и гнев. Даже в этот момент Хуанна думала не о Франциско и его жертве, а о человеке, перед которым она сидела и которого она никогда так не любила, как теперь, когда он говорил с нею так горько, платя ей ее же монетой.

– Я не могу состязаться с вами в резкости и грубости, – сказала Хуанна, – поэтому и не буду возражать вам. Однако, быть может, когда к вам вернется рассудок, то вы вспомните, что моя жизнь касается только меня и что я никому не давала позволения спасать ее за счет другого.

– Что сделано – то сделано! – отвечал мрачно Леонард, раздражение которого еще больше усилилось. – В другой раз я не буду делать ничего подобного без вашего согласия. Кстати, мой бедный друг просил вам передать эти вещи! – И он подал ей четки и дневник. Он написал кое-что для вас на последней странице книжки и просил вас, если вам удастся избежать смерти, взять эти вещи на память о нем и не забывать его в ваших молитвах!

Хуанна взяла дневник и, повернув его к свету, открыла наугад. Первое, что бросилось ей в глаза, было ее собственное имя, так как в дневнике заключалось изложение чувств священника к Хуанне со дня их первой встречи и благочестивых стараний его преодолеть свою слабость. Поспешно перечитав дневник, она открыла наконец последнюю страницу, где Франциско признавался в своей любви к ней, которую он должен был скрывать из-за своего сана.