Дочь палача и ведьмак - Оливер Петч

— Но мы не на войне, а в Андексе! — огрызнулась Магдалена; она шла вслед за Симоном и, закутанная в платок, была едва различима. — И будь ты хорошим фельдфебелем, то давно посвятил бы людей в свои планы. Кто этот чертов колдун? — Она распалялась все сильнее. — Проклятие! Ты со вчерашнего дня не говоришь нам ничего! Признайся, тебе нравится томить нас в неведении.

Куизль ухмыльнулся:

— Могу же я позволить себе немного позабавиться. Кроме того, чем меньше вы знаете, тем вам же лучше. Свидетели в Андексе долго не живут. Так что придется вам еще немного потерпеть.

Симон и Магдалена молча последовали за палачом к монастырю. Как только палач сообщил им, что ночью к ним в руки, возможно, попадет похититель облаток, они и думать забыли о сегодняшней ссоре. За спящими детьми остались присматривать Михаэль Грец и его немой помощник. Магдалена просто сказала им, что ей с Симоном нужно еще повозиться с больными паломниками. Но теперь, окруженная тишиной и в темноте, озаряемой редкими молниями, она начинала сомневаться, так ли уж безопасно было оставаться в такую ночь дома у живодера.

Куизль забрал вдруг резко вправо, и уже в следующую секунду оба они поняли, куда вел их палач.

— Мастерская Виргилиуса! — простонал Симон. — Ну что мы там такого забыли?

— Я пригласил туда кое-кого, — ответил Якоб, не оборачиваясь. — Отправил ему записку, и если я не ошибся, то он туда явится.

— А если нет? — спросила Магдалена.

— Тогда я отправлюсь в Вайльхайм, оторву голову палачу и самолично вызволю Непомука из тюрьмы.

Магдалена вздрогнула.

— Тогда будем надеяться, что ты прав. Вовсе не хочется навещать твои куски по всему Вайльхайму, насаженные на колья и политые смолой.

Дом часовщика, столь радужный при свете дня, под дождем и окруженный мраком выглядел довольно мрачно. Осевшее, чуть скошенное строение с палисадником и обнесенное низкой оградой ютилось среди монастырских складов, точно инородное тело, чуждое окружающей обстановке. Дверь казалась запертой, но Куизль толкнул ее, и она со скрипом отворилась.

Палач достал светильник из-под мокрого плаща и окинул взором неприглядную сцену. Крокодил под потолком, разломанная мебель, пятна сажи на полу — с прошлой ночи все осталось без изменений.

— У нас еще есть немного времени, — проговорил Якоб. — Я договорился с нашим приятелем на одиннадцать часов. Но решил, что нам не повредит, если мы сами придем пораньше. — Он ухмыльнулся. — Хватит с нас неприятных сюрпризов.

— Что за приятель? — спросил Симон и встряхнул мокрыми волосами. — Ради всего святого, может, теперь вы нам скажете? Не так уж и прельщает меня в такую грозу тащиться к нечестивому дому, где один человек сгорел заживо, а второго, может быть, похитил голем!

Вместо ответа Куизль поманил лекаря к узкой лестнице, ведущей наверх.

— Идем, трусишка! — сказал он с лукавой улыбкой. — Я вам кое-что покажу. Обещаю, тебе с Магдаленой понравится!

— Вашими бы устами… Но раз уж это так необходимо…

Они пересекли каморку послушника и поднялись в небольшую библиотеку, обнаруженную палачом накануне вечером. При виде полок с множеством книг настроение у Симона изменилось в мгновение ока, а страха как не бывало. Он взял сразу несколько томов и воодушевленно принялся листать их, шепча:

— Это же… настоящие сокровища! Посмотрите! — Он показал покрытый пятнами фолиант. — «Opus Majus»[14] францисканца Роджера Бэкона, с иллюстрациями. Он стоит целое состояние! А вот «Оккультная философия» Агриппы!

— Чудесно, — сухо ответила Магдалена. — Только мы, к сожалению, не читать сюда пришли, а какого-то полоумного ловить. Так что поставь книгу на место и прекрати орать.

— Да-да, я просто думал…

Симон взглянул вдруг на обложку «Большого опуса», украшенную золотой печатью.

Sigillum universitatis paridianae salisburgensis…

— Книга из Зальцбургского университета? — Лекарь нахмурился. — Но как она…

Что-то настораживало его в этой печати, но подробнее рассмотреть ее он не успел. С первого этажа донесся шум, скрипнула дверь. И в тот же момент церковные колокола прозвонили одиннадцать часов.

— Ага, вот и наш приятель, — шепнул палач. — Похоже, я не ошибся. Пойдемте встретим гостя.

Куизль бесшумно скользнул к лестнице, Симон и Магдалена последовали его примеру. Оказавшись в спальне Виталиса, они прокрались на цыпочках к двери, что вела в мастерскую. Лекарь заглянул в щель и поначалу не увидел ничего, кроме фонаря, словно блуждающий огонек скользившего по комнате. Затем послышался тихий, чуть хрипловатый голос.

— Виргилиус? — шептал он. — Виргилиус, ты здесь? Ты принес дароносицу?

Симон вздрогнул, голос показался ему знакомым. Теперь он увидел и самого говорившего: это был монах в черной рясе; он стоял к ним спиной и с факелом в руке осматривал комнату. Незнакомец прятал лицо под капюшоном и горбился, точно усердная ищейка обнюхивала пол.

— Господи, это колдун! — прошептала Магдалена. — Это его я видела в башне…

Симон зажал ей рот ладонью, но было уже поздно. Монах ее услышал. Он быстро взглянул в их сторону, а потом бросился к выходу.

— А ну, стой, скотина! — крикнула Магдалена ему вслед. — Подожди, уж я-то тебе покажу, как сталкивать меня с башни!

Она схватила одно из медных полушарий, валявшихся перед ней на полу, и швырнула в беглеца. Последовал оглушительный гул, словно ударили в колокол, монах сделал еще пару шагов вперед и наконец растянулся, оглушенный, на полу. Факел откатился в сторону, мигнул напоследок и погас. Комната погрузилась в кромешную тьму, палач со светильником тоже куда-то пропал.

Симон на мгновение словно оцепенел, отчаянно пытаясь разглядеть что-нибудь в темноте. Постепенно предметы начали приобретать смутные очертания. Лекарь взял второе полушарие и вместе с Магдаленой двинулся к тому месту, где шевелился человеческий силуэт. Монах, по всей видимости, пытался подняться; послышался слабый стон.

— Не двигаться! — крикнул Симон в темноту. — Все кончено!

Пыхтя и прихрамывая, силуэт двинулся в их сторону. Фронвизер поднял тяжелое полушарие с намерением обрушить его на голову колдуну при малейшей попытке к сопротивлению.

Монах неожиданно развернулся и снова ринулся к двери. Магдалена устремилась за ним, но колдун выставил руку и оттолкнул ее.

— Симон, хватай его! — просипела она. — Не дай ему уйти!

Лекарь поднял над головой медное полушарие и собрался уже швырнуть его в беглеца, но открытую настежь дверь загородила вдруг еще она широкая тень.

Это был Якоб Куизль.

— Прекратить, живо! — рявкнул он. — Все трое! Или запорю так, что в церковь на карачках поползете!

Левой рукой палач захлопнул дверь, а правой поднял фонарь и посветил монаху в лицо: капюшон в пылу борьбы с него съехал.