За доброй надеждой. Книга 8. Последний рейс - Виктор Конецкий

Натягиваю штаны и думаю.

– У вас сейчас очень философское выражение лица. Не обидитесь, если скажу, на кого вы сейчас похожи? – спросил Юрий.

– Ну?

– На помполита.

– Юрий Александрович, я вас распустил. Прощаю только потому, что вас скрючило. А вы знаете, что у помпы официальный диплом есть?

– Какой?

– Философский. Да-да, он кончил философский факультет Ленинградского университета. Неужели он вам диплом не показал?

– Нет. Но… Мы все, паладины Зеленого Храма, над пасмурным морем следившие румб, Гонзальво и Кук, Лаперуз и да Гама, мечтатель и царь, генуэзец Колумб…

– Хватит Гумилева! – взмолился я. – А если все-таки буду писать об этой нашей ледовой эпопее, то последнюю фразу знаю точно: «Дорогие начальники морского флота СССР, вы можете спать спокойно! Все! Больше я не ездок к Великому северному фасаду Руси! Аминь!»

В разговоре со Штабом выяснилось, что они в Певеке не имеют пока никаких сообщений от нашего пароходства о тяжеловесах. Попросили часа два на уточнение ситуации и выяснение целесообразности нашего возвращения обратно.

Ясно одно, БМП ерзает под давлением Москвы больше всяких норм.

В девять часов утра Штаб подтвердил, что указаний о нас не имеет, рекомендует продолжать лежать в дрейфе и ожидать ледокол «Капитан Хлебников». А со своим пароходством разбираться самим.

Юрий Александрович попросил меня отписать пароходству, ибо боится запустить матом. Это человек, который ни разу за весь рейс не произнес ни единого матерного слова!

Сочинил очень спокойный текст:

«РАДИО ВЕСЬМА СРОЧНО ЧЗМ САВИНУ = ВАШ ХГ-2/190912 ПОЛУЧЕН ЧЕРЕЗ 12 ЧАСОВ ПО ВЫХОДЕ ПЕВЕКА НАХОДИМСЯ ТЯЖЕЛЫХ ЛЬДАХ АЙОНСКОГО МАССИВА ОЖИДАНИИ ЛЕДОКОЛА ТЧК ОВОЩАМИ ЗАНЯТЫ ТРИ ТРЮМА ТЧК ТЯЖЕЛОВЕСЫ СМОГУ ПРИНИМАТЬ ТОЛЬКО ПАЛУБУ И № 4 ИЛИ ПРЕДСТОИТ ПЕРЕГРУЗКА ОВОЩЕЙ ИЗ № 1 В № 4 ПРИ ОТРИЦАТЕЛЬНЫХ ТЕМПЕРАТУРАХ И МЕТЕЛИ ТЧК СЛЕДУЕТ НАКОНЕЦ ПОДУМАТЬ ЛЮДЯХ ЖДУЩИХ ЛУК В БИЛИБИНО = КМ РЕЗЕПИН».

А радист вручил светлую весточку:

«ДНЕВНУЮ БЕСЕДУ ПОДОБНУЮ ЧУДУ КАК ДОБРОЕ КРЕДО ВОВЕК НЕ ЗАБУДУ ПОСКОЛЬКУ ДОВОДИТСЯ ЖИЗНИ НЕЧАСТО ДРУЗЬЯМИ БЛОКАДНОГО ХЛЕБА ВСТРЕЧАТЬСЯ ДОРОГА СЛОВЕСНЫХ МОРЯХ НЕЛЕГКА ПУСТЬ ЗЛЕЕТ ПЕРО И КРЕПЧАЕТ РУКА ПРИМИТЕ ВОСТОЧНОЙ НАУКИ ПРИВЕТ СЕМЬ ФУТОВ И ШКЛОВСКИХ ПИСАТЕЛЬСКИХ ЛЕТ = АНГО КУПЕЦКИЙ».

А кто-нибудь из сухопутных людей думал, что советские моряки всю жизнь из своего кармана оплачивают РДО, отправленные матерям и женам?! После каждого рейса у тебя высчитывают сотни рублей за эту эфирную пуповину, без которой нормальный человек в море существовать не может. Сколько было на моей памяти собраний, сколько морячки воздух сотрясали…

Как-то решил найти по справочнику Союза писателей тех, с кем вместе входил в литературу. Многих не обнаружил.

О гибели же каждого своего друга-моряка, от водолаза до командира корабля, я узнаю более-менее быстро.

Если в море люди идут всегда вместе, то в литературу идут как в суровое волчье одиночество.

Ну, «Хлебников»! У нас лук в трюмах мерзнет, ибо за бортом -5 градусов. А он первым поволок, нарушая все морские законы, «Профессора Бубнова» – местничество. «Профессор Бубнов», как и «Хлебников», дальневосточник.

В 15.55, не подавая никаких звуковых сигналов, «Хлебников» возник из морозного тумана и прошел метрах в 25-ти с правого борта. Затем полтора часа елозил, чтобы приблизить свою дурацкую корму к нашему форштевню.

На баке приемкой буксирных усов занимался наш чиф.

Вдруг орет по телефону в рубку:

– На свою ответственность буксирный трос ложить на носовые кнехты не буду!

Пришлось мне самому ковылять в нос и указывать, как закладывать гаши за бортовые кнехты и станину брашпиля.

Все это под аккомпанемент воплей с «Хлебникова»: «Не хотите с тросами работать, так плывите, как хотите, к…»

Наконец поплыли узла но три. Хорошо, перемычка оказалась узкой.

Встали на якорь на рейде Зеленого Мыса. Очередь на разгрузку огромная.

Здесь так плохо с продуктами для населения, как никогда еще не было. Введена обязательная продажа населению первого картофеля, ящиками и прямо с судов. Ящик на несколько человек или семей. На местном языке называется «на кучки». Думаю, при таком варианте отлично покроются все наши промежуточные перегрузо-погрузочные просыпки картошки.

«Профессор Бубнов» опять пролез к причалу вперед нас и выгружает какие-то железяки, а не жратву.

Да, забыл. Ночью у нас была паника. Второй механик обнаружил трещину в водяном танке. На откачку не брали ни балластные, ни осушительные насосы. Стармех продемонстрировал полное спокойствие: «Вот был бы крен градусов в пятьдесят, тогда…»

И оказался вполне прав. Паника липовая, никакой трещины в диптанке не оказалось – просто потек шпигат.

Все уже забыли, что Зеленый Мыс – это прежние Нижние Кресты.

На завтрак, обед и ужин щедро подается ворованный из трюмов свежий лук. Мы трескаем его даже с компотом. И вкусно, черт побери!

Картошку завезли на Русь в XVIII веке. Интересно называет картошку Дмитрий Сергеевич Лихачев: «Дешевый сорт еды»!!!

Чук и Гек использовали относительное стояночное безделье для обивки жесткого рубочного кресла мягкой ветошью. Это забота, главным образом, обо мне. Я частенько краем задницы на него присаживаюсь – ноги…

В исполнение дурацкого приказа министра Гуженко о сдаче плавсоставом техминимума в портах захода (ото он с перепугу после «нахимовской» катастрофы придумал) на танкере «БАМ» якобы уже списали двух судоводителей.

Юрий Александрович отказался участвовать в этой ерунде. Молодец.

«Известия» дали сообщение о путанице в списках пассажиров и судовых ролях экипажа «Нахимова». А мы вчера получили эту информацию секретной шифровкой!

22.09. У всех судов СВУМФ на данный момент тяжкие ледовые повреждения.

Говорил с Леоном Демиденко. Объяснил, что у нас на борту 2 тысячи бочек, которые можно не только не на склад, а хоть сейчас за борт бросать. Опять же, лук – не картошка, а высший деликатес. И следует нас быстрее обработать и отпустить на волю-волюшку, чтобы зарабатывать для страны валюту на игарской древесине.

Вспомнил, вспомнил, какую песню ревели капитан порта Леон Демиденко с капитаном «Индиги» Левой Шкловским на рейде порта Нижнеколымские Кресты после водки и жареного муксуна. Слова Гриши Поженяна.

Ревут, ошалев, океаны,

Приказ отстояться не дан,

Не правы всегда капитаны,

Во всем виноват капитан…

За то, что он первый по чину;

За то, что угрюм и упрям;

За то, что последний в пучину,

Когда уже все по нулям…