Пограничник - Александр Лаврентьев

«Не хватало еще приземлиться на вилы!»

С облегчением нащупал «Зарю». Включил фонарик, осмотрелся. Он оказался в хлеву, на сеновале. Иван поспешно зарядил ракетный комплекс, потом нашел лестницу и спустился вниз. Посветив фонарем в стойла, Иван обнаружил там только останки животных. Их тупо сожрали. Стараясь двигаться бесшумно, Иван подкрался к дощатой дверце, приоткрыл ее. Стены хлева сложили из камня, и он чувствовал себя в относительной безопасности. Снаружи оказался сад. Иван заперся на тяжелый засов, похожий на лом, и, пройдя к воротам, через которые выводили скот, запер их. Потом отошел к стене и, направив луч фонаря вверх, через отверстие в крыше, начал ждать. Иван знал, что, взорвавшись в тесном помещении, ракета, скорее всего, прикончит и его, но ему было наплевать. Главное — уничтожить тварь.

Хурмага явился через минуту. А чего ему стесняться? Он искренне полагал, что все стрелковое оружие мира ему не повредит. Сначала послышался скрежет когтей по крыше, потом что-то мелькнуло в луче света, и на бетонный пол спрыгнул Хурмага. Теперь Иван светил ему прямо в сверкающие яростью глаза.

— Ну ты упрямый, солдат! — прохрипел Хурмага, лязгая челюстью, и оскалился.

— Да! — ответил Иван. — А ты напористый. Сам на «Зарю» напоролся!

И нажал на курок.

Ивана ослепило вспышкой, ударило волной, обдало жаром, и он провалился в небытие…

Пришел Иван в себя через несколько секунд. Удивительно, но он все еще был жив, руки и ноги все еще были при нем. Оказалось, что его здорово приложило о камни, но «Зарю» он из рук не выпустил. Когда дым в тесном хлеву развеялся, Иван нашел в себе силы подняться. Голова раскалывалась от боли, тошнило, тряслись руки. Он перезарядил «Зарю», навел на распластанного по каменной стене Хурмагу. Кажется, он принял на себя основную мощь взрыва, и только поэтому Иван остался жив.

— Это тебе за Марию, тварь! — Иван выпустил последнюю ракету.

И его опять отшвырнуло назад. На этот раз взрывом разворотило каменную стену, Хурмагу вынесло наружу. Иван поднялся снова, словно стойкий оловянный солдатик. Усмехнувшись разбитыми губами, он с трудом отодрал от оружия фонарь. Бросил бесполезную «Зарю», посветил. Тварь еще жила. Хурмага лежал на спине, раскинув в стороны уродливые руки-лапы и хватая пастью воздух. В груди его зияла громадная дыра, сочившаяся не то слизью, не то кровью. «До чего живуч!» — мелькнула мысль у Ивана.

И тогда он сделал единственное, что пришло ему в голову: вытащил из нагрудного кармана крестик Марии, подошел к Хурмаге. Сейчас поверженный враг не казался ему огромным и всесильным, и чувство, похожее на жалость, шевельнулось у Ивана в груди. Но оставить тварь в живых он не мог, не имел права. Один раз он уже допустил промах, там, в далеком «КучугуйЛаге». Поэтому он намотал тонкую цепочку от крестика прямо на лезвие ножа, так чтобы крестик оказался почти на острие, и нанес удар. С отвратительным хрустом нож пробил глаз Хурмаги и вошел в мозг. Вот и все. Как долго тянулась эта история, и как быстро закончилась. Иван отпустил рукоять и отступил в сторону.

Некоторое время ничего не происходило, а потом Иван увидел, как серое тело Хурмаги осело, расплылось, рассыпалось тысячью сияющих искр, и вот уже на месте страшной твари, отнявшей жизни у стольких близких Ивану людей, остались только горстка мерцающего пепла, серебряный крестик Марии да пара пуговиц от офицерского плаща.

Иван наклонился, поднял крестик, бережно отер его о рукав. Чтобы надеть порванную цепочку на шею, Иван завязал негнущимися пальцами узел на ней. Бережно спрятал крестик за ворот кителя. Пуговицы майора Хенкера и пепел твари он втоптал тяжелым ботинком в грязь. Растер.

На этот раз с Хурмагой было покончено. Быть может, им еще суждено когда-нибудь встретиться, ибо имя Хурмаге — легион, но не сейчас. Сейчас бой закончился.

Иван достал рацию, включил ее.

— Птичка! Я живой, где нахожусь, не знаю… Кажется, в хлеву, рядом сад и поле. Подсвечу фонарем.

— Не выключай… найду…

Иван опустил рацию и вздохнул. Несмотря ни на что он опять остался в живых.

… — Хочешь, посмотрим еще раз на Большого Брата Афу? — спросил Андрей, когда они пролетали мимо Тринити.

— Давай!.. — вяло согласился Иван сквозь подступавшую к нему полудрему.

Смертельно уставший и опустошенный, он скрючился на сиденье второго пилота и равнодушно смотрел слипающимися глазами на расстилавшийся внизу сумрачный ландшафт. Действие лекарства заканчивалось, и первые приступы боли уже давали о себе знать. Полыхало огнем плечо, ныли укусы шеликудов и собак, каждый вдох сопровождался уколом в легких. Иван не испытывал радости от мыслей о поверженном враге, чувствуя себя не раздавленным, а скорее вырванным с корнем деревом, которому предстояло или погибнуть, или привыкнуть к другой почве. Ему казалось, что он слишком легко пережил конец старого мира, слишком быстро нашел новый смысл существования, слишком просто обрел новую цель и новую любовь. Возможно, его обращение, как встреча с Марией и Евлампием, были провидены давным-давно, изначально, и, как оказалось, всю жизнь он шел именно к ним. Все, что с ним происходило, вело его в Москву, в «Авалон», в катакомбы и, как результат, сюда, в этот вертолет. Пасьянс каждой человеческой жизни весьма причудлив, но в нем всегда заложены великий смысл, великая цель и великая утрата…

Кажется, Иван совершил все что нужно. Жить больше незачем.

Он равнодушно смотрел на обгоревшие башни. Пожар стих, и только кое-где к черному небу поднимался дым из окон. Кандаров не было. Зато на боковой башне, на самой ее вершине, гордо восседал, сложив огромные изуродованные крылья, левиафан. Заметив вертолет, он раскрыл чудовищную пасть, в которой с легкостью поместился бы небольшой автомобиль, и, перекрывая шум двигателей, оглушающе заревел. От низких частот завибрировал воздух и закружилась голова. Но с места чудовище не сдвинулось и только проводило взглядом пролетающую странную штуковину, которая, оказывается, смогла создать ему столько проблем. Убедившись, что вертолет летит мимо, левиафан расправил крылья, встряхнулся, отчего башня, как показалось Ивану, пошатнулась и десятки окон разлетелись вдребезги, и издал новый вопль, еще громче прежнего. Быть может, он утверждал границы своих владений, а быть может, предупреждал о том, что в следующей схватке он победит.

— Нет желания сразиться? — шутливо спросил Андрей.

— Нет… — Иван по-прежнему отстраненно смотрел в стекло.

— Вот и я думаю, ну его на фиг, что мы, драконов не видали, что ли? Пусть живет!

— Пусть… — качнул головой Иван не понимая, зачем ему, Ивану, сейчас жить. Зачем?

— У тебя есть водка? — спросил он Андрея, когда вертолет наконец приземлился на импровизированном аэродромчике воинской части.

— А как же! — ответил Дикорос. — Это ты в точку! Сейчас главное — выпить… Душа, брат, горит после всего, что я сегодня видел… Ни в какие философские системы это не влезает!