Песнь копья - Илья Крымов

Он отошёл, облокотился о фальшборт и провёл так всё время до возвращения шлюпки. Никто не замечал, как с пальца Кельвина в воду капала кровь. Скоро совсем стемнело.

Перебираясь в шлюпку, наёмник крикнул напоследок:

— Прощай, Эскобар де ля Ратта! Долгих лет!

— Что б ты сдох, — пожелал армадокиец тихо. — Четверть ему подавай, подлецу.

Сплюнув ещё раз, он стал громогласно распределять вахты и выбирать тех, кто отправится вместе с ним на сушу, когда шлюпка вернётся. Волшебник испарился, лишь заслышав об эльфийском пойле и ничто его больше не интересовало, а вот Эскобар жаждал наконец перевести дух и прогуляться по весёлым домам.

На шхуне властвовало оживление, определённые на вахту матросы роптали, а те, кто должен был сойти на берег, радовались. Город, украсивший себя ночными огнями, манил их. Наконец-то вернулась шлюпка и Эскобар заторопился.

Никто не заметил, как из воды на палубу перелетела безголовая рыба. Она с влажным звуком упала на доски, расплёскивая кровь, а в вороньем гнезде началась возня. Висса, учуяв добычу слетели вниз и набросились на угощение. Они были так поглощены празднованием живота, что не заметили грозной тени, которая бесшумно поднялась над фальшбортом. Никто из матросов не успел даже вскрикнуть, когда белый орк бросился и раздавил троицу летунов. Им не суждено было сбежать и поведать хоть кому-либо о том, что произошло дальше.

— Кишки Клуату! Тревога! Тревога!

Поднялся шум, кто-то стал звенеть в рынду, кто-то кричал, чтобы скорее доставали оружие из арсенала, заряжали мушкетоны. Белый орк не мешал теплокровным, он оставался в передней части корабля, близ того места, где сидел во время плавания.

— Зачем ты вернулся, зверь?! — потребовал Эскобар, метя в Маргу из заряженного пистолета. — По какому праву…

Слова застряли в глотке армадокийца. Он осознал, что пытался говорить с существом, с которым говорить невозможно. Орк! То был орк! И весь экипаж видел это, пока жрица не одурманила их! Пока не заставила терпеть рядом чудовище, которое сама ненавидела! Но вот она ушла, забрав с собою наваждение, и чудовище вновь стало чудовищем! Оно на корабле, оно уродливо, ужасно и опасно!

— Где Хуанито?! Разбудите его немедля!

— Волшебник мёртв, — раздалось сзади испуганное, — он мёртв, сеньор капитан! Язык почернел и вывалился изо рта!

«Яд!» — с ужасом подумал Эскобар.

— Одноглазый выродок портовой потаскухи… Убейте его! Шевелитесь, сволочи, пока он не убил нас!

Раздались нестройные залпы, палубу заволокло пороховым дымом, который скрыл огромный силуэт и приглушил свет фонарей. Моряки замерли, вглядываясь в муть, пока Эскобар не закричал, требуя перезаряжать. Он один находил в себе силы думать, будучи запертым в клетке с голодной мантикорой!

Маргу вышел из дыма, в его теле было две раны, которые кровоточили, но пули вошли неглубоко. Издав первобытный крик, матросы набросились на чудовище, их было больше, у них были тесаки, топоры и багры, страх толкал их в спины, обещая за бездействие гибель, а белый орк ничего не обещал, только убивал. Он перехватил один из топоров, вырвал его из руки человека, разбил тому голову ударом кулака, перерубил багор, отрубил другому матросу руку по плечо так, что кровь залила бледную кожу, а когда его ударили тесаком, Маргу распахнул пасть и откусил врагу переднюю часть черепа. От хруста закладывало в ушах.

Безмолвный и холодный, мокрый от крови и морской воды, жрец Клуату вырезал экипаж шхуны, оставив напоследок одного лишь Эскобара. Армадокиец полз по липким доскам с разряженным пистолетом в руке, его правое бедро было раздроблено, как и несколько рёбер, отчего человек сипел и выдыхал кровавые пузыри. Бросив отнятый у кого-то багор, орк медленно следовал за ним. В акульих глазах не было ни боли от ран, ни радости, ни удовлетворения. Перепончатая рука вытянула из ножен длинный изогнутый нож, которым можно было так легко разделать океанического тунца.

— Что же вы творите… — спросил Эскобар, — я же довёз их… я довёз… у нас был уговор… зачем? Твари…

Маргу остановился над раненным, сунул пальцы под свою жилетку, достал из кармашка пуговицу с драгоценным турмалином. Камень блестел в тусклом свете фонарей. Перед глазами Эскобара словно встал подлец Сирли, который улыбался и повторял: «Мы в Безумной Галантерее… нападать на братьев и сестёр по оружию не позволяем».

— Будьте вы прокляты… навеки!

Орк опустился на колени, почти ласково положил огромную, пахшую кровью и рыбой ладонь на лицо человека и Эскобар услышал дыхание. Чудовище словно пыталось что-то произнести, но вместо звуков из его пасти выходил только воздух.

Нож резко вошёл в шею и рассёк нерв.

* * *

Воссоединившись с Верховной матерью на суше, Кельвин повёл своих подопечных в глубь портовой суеты. Невзирая на позднее время, матросы и грузчики так и носились повсюду. Зажигались ночные фонари, развешенные между зданиями на канатах, сильные запахи рыбы, водорослей и йода перемешивались с потом натруженных тел.

— Швартовка стоит денег, — говорил Кельвин, шагавший впереди бойко, — так что платят за неё только торговцы, которым нужно опустошить и снова заполнить трюмы, госпожа моя. Жадный наш извозчик Эскобар, язви его душу, пожелал стать на якорь подальше от этой сутолоки, чтобы сохранить монету-другую, вот и пришлось выгружаться на берег в два захода! Клянусь, жадность сыграет с ним злую шутку… когда-нибудь.

— Не стоит вам сердиться, — молвила Самшит своим чарующим голосом, — ничего в том худого нет. Мы ведь в Вестеррайхе.

Она с большим интересом крутила головой, всё ей было любопытно, многое — непонятно. На глазах южанки один склад покинуло огромное существо, чьё тело состояло из переплетённых лоз, веток, мхов, оно шагало, оплетя руками очень большой ящик. Существо подобралось к воде и изменило форму тела, превратилось в своего рода колодезный журавль, который опустил ношу прямо в трюм торговой каравеллы.

— Это древоход, госпожа моя, не обращайте внимания.

Они вышли на сопредельные с портом улицы, где каждый дом горел магическими фонариками и приглашал вывесками; перед многими распахнутыми дверьми крутились зазывалы.

— Эй вы, двое, а ну сюда!

Два дюжих мохоборода, услышав Кельвина, взялись за оглобли и потащили за собой целый омнибус.

— Нас всех на Соловьиный холм, плачу золотой!

Лесные гиганты окинули хмурыми взглядами людей и Пламерожденных.

— Много металла, — проворчал первый, более заросший зелёной щетиной.

— Слишком тяжко за один-то золотой, — согласился его младший сородич. — Давай каждому по золотому, а?

— Так и быть, молодцы, по золотому на нос, — улыбнулся Кельвин.

Он лёгким движением пальцев превратил один золотой восьмигранник в два.

— Обожди. — Старший извозчик забрал монеты, что показались совсем мелкими в его ладони, достал из кармана куртки бутылку и пролил на золото немного едко пахшей жидкости. — Хм, настоящие. Залезайте!