Песнь копья - Илья Крымов

Одноглазый понимал, о чём говорила его прекрасная нанимательница. Тот день звался Возмездием Далии, или Роком Грогана, — день, когда правящая династия потеряла последнего послушного ей огнедышащего ящера. Тогда императоры перестали являться истинными повелителями драконов и далийские эльфы, тысячи лет платившие потомкам Сароса дань, освободились от клятв верности. Говорили, что всего четверых чародеев хватило, чтобы истребить династию и сравнять с землёй большую часть имперской столицы. Жертвы исчислялись миллионами.

— Магия аморальна, госпожа моя.

— Это верно…

— Нет, вы не поняли. Магия аморальна, потому что она не содержит в себе семян добра или зла. Никакой морали кроме личной морали использующего. Так говорила моя добрая подруга Шираэн, которая была очень искусной магессой. Не магия разрушила Гроганскую империю, а далийские чародеи. Не магию истреблял Сарос Драконогласый, а зарвавшихся магов древности, которые чуть не разрушили Валемар. Ваш бог в бытность свою человеком действовал, исходя из того, какой мир окружал его и какие беды грозили этому миру. Колесо времени повернулось, прошлое ушло, а настоящее несёт новые испытания, к которым придётся подходить по-новому.

Завершив эту мысль, Кельвин отставил пустую кружку и оба они надолго умолкли. Тот день заслуживал простого молчаливого созерцания, уж очень радовал вишнёвый цвет, детский смех. В Анх-Амаратхе тоже были дети, но юным послушницам не до смеха, обучение их тяжело и беспощадно.

— Дети бегают босяком, — проронила Самшит тихонько.

— Само собой разумеется, — ответил Сирли сквозь дрёму, — они же невысоклики, им положено бегать босяком.

— Почему?

— Закаляются. Хм. Обувное ремесло у этого народа считается традиционным, делать башмаки да сапоги должен уметь каждый коротышка. Дети становятся взрослыми, когда скраивают первую достаточно хорошую пару и надевают её, а дотоле — только босяком.

— Традиция?

— Очень древняя. Невысоклики чужды вере в богов, но они свято чтят семейные связи и… обувку. Даже выбирая невесту, мужчина преподносит женщине обувь, которую сделал для неё на глаз, вы не знали? Если обновка подойдёт, — браку быть.

— А если не подойдёт? — Самшит стало интересно.

Он пожал плечами:

— Тайно переданные жениху мерки её стоп. Ну или если замуж очень хочется, можно и потерпеть.

Почему-то им обоим стало одинаково смешно и неудобно.

— Откуда вы знаете этих милых господ?

— Эфраима и Лилию? Повстречал случайно лет… двадцать назад? Попросили проводить, я и проводил. С тех пор дружим. Славные они. Тогда только поженились, а теперь такая большая крепкая семья. Прямо сердце радуется. — Он вздохнул. — Если не хотите, можем пойти и по земле, госпожа моя. Учитывая, что я слышал о чудовищах, которые просто взбесились, о разорённых поселениях и гибнущих каждый день торговцах, путь будет длинным и тяжёлым, но мы вас доведём.

— А как же «дорогу выбирает гид»?

Звук, который он издал, походил на ворчание и бормотание единовременно.

— Когда мы с вами уславливались, цепь переправки была утверждена и надёжна. Теперь мы добираемся на смекалке и удаче. Поскольку временных рамок вы не ставили, можем добраться до Синрезара и через полгода, и через год. Лишь бы вы были довольны.

Она спрятала смешок в кулачке.

— Возможно, это будет действительно полезно для меня, посмотреть на мир с высоты драконьего полёта. Оказаться ближе к богу… звучит неплохо.

Наёмник рассмеялся, встал на ноги и ушёл с перевязью на плече.

Она ещё долго сидела в саду, наслаждаясь его красотой, предаваясь мыслям и воспоминаниям. Рядом были верные воительницы и телохранители, пели птицы, давшие имя этому месту, и даже дети перестали робеть перед ней. Милые пухлые малыши с яркими улыбками. Самшит попыталась открыть им суть амлотианских догм, но для невысокликов всё это казалось сказками, — страшными и интересными.

Ужин Лилия Норден-Лукегинс накрыла королевский, в трапезной собралась вся её семья и постояльцы, — так у невысокликов было заведено, ужинать всем вместе. Они оказались народом ярким, шумным, радостным. Все, от мала до велика любили музыку и песни, так что, набив объёмистые животы, пускались в пляс, распевая на непонятном, но красивом языке. Воздух полнился табачным дымом, звучала скрипка, флейта, бубен. Малыши спели много весёлых песен, но закончился вечер одной особенно чувственной, тягучей и красивой, от которой щемило сердце и слёзы наворачивались на глазах. Слушая её, Верховная мать думала о доме.

Следующий день тоже прошёл в тишине да сытости, ну а на третий, прямо по утренней росе к «Северной чети» подъехали два омнибуса, запряжённые некими странными существами, походившими на цветастых морских коньков. Существа парили, не касаясь земли, и издавали тонкие покрикивания. Гости покидали тёплый кров в почти полной тишине, пока соседи не проснулись. На пороге собралось всё обширное семейство невысокликов. Кельвин тепло попрощался с Эфраимом, обнял Лилию и, запрыгнув на козлы, приказал вознице:

— Трогай да поживее.

Омнибусы, чьи окна закрывала плотная ткань, проехали через весь город и покинули предел крепостных стен через северные ворота едва те открылись. Стража не стала заглядывать внутрь, — бумаги с печатями дома Сороки выглядели убедительно.

— А не маловато ли у вас охраны? — только и спросил хомансдальф[30] с сержантскими метками на шлеме. — Нечисть лютует.

— Будь спокоен брат, — уверенно молвил Сирли, — нам нечего бояться чудовищ, пускай они нас боятся!

Стражник покачал головой укоризненно, однако препон чинить не стал.

За стенами раскинулись обширные предместья, целые городки и сёла, обнесённые частоколами близ города. Над нивами высились тут и там дозорные башни, небо ещё не до конца просветлело, так что факелы и фонари на них горели.

— Когда построили? — спросил наёмник у возницы.

— Года полтора как, — ответил человек, — чтобы приглядывать. Из лесов стали выходить твари ночи, рыскали по тёмным улицам, иногда вламывались в дома. Чародеи со стражей прошлись по чащобам, выловили уйму такого, у чего даже имени нет. Потом выставляли магические барьеры, пока строили новые стены. Сейчас поспокойнее, однако пригляд нужен. И это мы ещё в большом городе. Что творится в глуши подумать страшно.

Гельделайне скрылся из виду, какое-то время поезд ехал меж цветших лугов, перебирался через реки мостами и бродами, а потом и вовсе свернул с большой дороги на просёлочную, бежавшую к лесной опушке. Хотя день становился светлее, Кельвин Сирли неустанно следил за деревьями с обеих сторон. Тяжёлые омнибусы двигались достаточно резво для своих размеров, но хотелось быстрее, одноглазый чуял смутную угрозу.