Шрам - Марина и Сергей Дяченко

Декан испытующе склонил голову к плечу; Эгерт прошептал едва слышно:

— Страшно, конечно… Но я ведь уже виделся с ним однажды… Возможно, я найду слова… Я найду.

Эгерт слушал лекцию господина ректора, когда, порхающая по рядам, как бабочка, передаваемая из рук в руки, в зале обнаружилась записка. Эгерт не обратил на неё никакого внимания, и потому свистящий шёпот заставил его подскочить:

— Эй! Солль!

Записка была свёрнута трубочкой, и надпись на ней не оставляла сомнения в том, что послание адресовано именно Эгерту; удивлённо развернув жёсткую бумагу, Солль прочитал короткую надпись посреди чистого листа: «Он в городе».

Дребезжащий голос господина ректора взорвался в его ушах разбитым стеклом, чтобы тут же отдалиться, затихнуть и обернуться жужжанием бьющейся в стекло мухи.

До праздника оставалось три дня; краснощёкие служанки выбивались из сил, таская переполненные корзины со снедью; из окрестных сёл съезжались торговцы мясом — прямо на улицах торговали окровавленными поросячьими тушами, свиными и коровьими головами, кроличьими окорочками и целыми связками битой птицы. Эгерта мутило, когда взгляд его случайно падал на равнодушную безглазую морду, насаженную для продажи на железный штырь.

Человеческое море несло его дальше и дальше по улицам. Лихорадочно вглядываясь во все обращённые к нему лица, он несколько раз вздрагивал, обливался потом и кидался вперёд — и каждый раз, обознавшись, останавливался, чтобы успокоить дыхание и унять бешено колотящееся сердце.

В аристократических кварталах было поспокойнее — смеясь и перекликаясь, горничные протягивали из окна в окно гирлянды, развешивали на ветру ленточки и флаги, выставляли на подоконники клетки с певчими птицами и до блеска драили мостовую. Завидев в конце улицы серый плащ с капюшоном, Эгерт нырнул в боковую улочку и прижался к стене.

В середине дня погода испортилась, зарядил дождь, осенний дождь. Вымокший до нитки, голодный и усталый, Эгерт решил, что взялся за дело неправильно — просто блуждая по улицам, он не найдёт Скитальца. Надо было собраться с мыслями и представить, где человек, накануне явившийся в город, может оказаться скорее всего.

Поразмыслив таким образом, Солль принялся обходить гостиницы и постоялые дворы. Кое-где на него косились, кое-где сразу же принимались гнать — мучаясь страхом, он вынимал из кармана монетку и через силу расспрашивал служителей и постояльцев о высоком, пожилом приезжем с прозрачными глазами без ресниц.

Кошелёк его скоро опустел; в двух или трёх гостиницах ему указали даже номер, в котором, по уверению горничных и слуг, остановился искомый высокий старик. Всякий раз замирая, Эгерт стучал в гостиничные двери и получал приглашение войти, а войдя, сразу же вынужден был извиняться, признавать ошибку и убираться прочь.

Едва волоча ноги, всякий раз рискуя наткнуться на Фагирру или другого служителя Лаш, Солль вернулся на главную площадь. Тут вовсю стучали топоры и визжали пилы — против здания городского суда с казнённой куклой у входа сооружали широкий эшафот.

Эгерт передёрнулся, вспомнив слова Тории об обязательной казни, открывающей праздник Премноголикования; деловитых плотников стаей окружали мальчишки — им было безумно любопытно, они наперебой спешили помочь и пособить, а если кому-то доверяли подержать молоток — гордости счастливца не было границ.

Сжав зубы, Эгерт решил про себя, что к моменту казни он будет уже освобождён от заклятия, а значит, храбр и хладнокровен. Сгущались сумерки, уставший было дождик зарядил опять, и Солль, чьи силы иссякли внезапно и до конца, потащился в университет.

На другое утро он вышел на улицы ни свет ни заря — и почти сразу же увидел высокого, достаточно пожилого человека в видавшей виды куртке и со шпагой у пояса; расплатившись с торговцем, продавшим ему, по-видимому, пряжку для перевязи, высокий неспешно двинулся по улице — и Эгерт, боясь обознаться, боясь потерять старика из виду, боясь замешкаться и опоздать, кинулся следом.

Несмотря на ранний час, на улицах было полно народу, Солля оттесняли, бранили, отталкивали в сторону — но, стараясь не выпускать из виду широкополую шляпу высокого, Эгерт с настойчивостью маньяка рвался за ним вдогонку.

Высокий свернул на боковую улочку, где народу было поменьше; почти догнав его, Солль из последних сил выдохнул:

— Господин!

Прохожий не обернулся; задыхаясь, Эгерт подбежал ближе и хотел схватиться за рукав кожаной куртки — но не посмел, а только прохрипел просительно:

— Господин…

Незнакомец удивлённо оглянулся и чуть отпрянул, увидев рядом с собой сильного молодого человека с бледным перекошенным лицом.

Отпрянул и Эгерт — прохожий если и походил на Скитальца, то только издали; это был обыкновенный добропорядочный горожанин, который и шпагу-то, наверное, носил лишь из уважения к поколениям достаточно благородных предков.

— Извините… — прошептал Эгерт, отступая, — обознался…

Прохожий пожал плечами.

Подавленный неудачей, Солль снова обошёл людные места, заглянув и на улицу своден; хищные старухи кинулись на него, как на лакомую добычу, и Солль едва вырвался из их цепких приглашающих рук.

Эгерт отправился теперь по кабакам — с порога оглядев зал и убедившись, что Скитальца здесь нет, он преодолевал соблазн присесть и перекусить — у него и денег-то не было — и вместо этого торопился дальше; в небольшом кабачке под названием «Стальная ворона» ему случилось напороться на выпивающих и беседующих служителей Лаш.

Эгерт не знал, померещились ли ему внимательные взгляды из-под трёх опущенных капюшонов; опомнившись уже на улице, он дал себе зарок впредь быть осторожнее.

Второй день поисков не дал результата. Отчаявшись, Эгерт обратился к декану: не смог бы тот указать местопребывание Скитальца поточнее?

Тот вздохнул:

— Солль… Будь это кто угодно другой — и я устроил бы вашу встречу. Но над Скитальцем моей власти нет ни на волосок — поэтому мне не найти его, если только он сам не захочет обнаружить себя… Он ещё в городе — это говорю вам точно, и пробудет, очевидно, весь день праздника, но не дольше… Спешите, Солль, спешите. Я не помогу вам.

Накануне дня Премноголикования город гудел, как улей; волоча ноги, подобно больному старцу, Эгерт брёл от дома к дому, вглядываясь в лица прохожих. Под вечер вдоль стен уже валялись в блаженных позах первые пьяные, и увешанные лохмотьями нищие подбирались к ним украдкой, как шакалы к добыче, желая вытряхнуть из карманов пропойц последние оставшиеся там деньги.

Ещё не смеркалось; Эгерт стоял, привалившись к стене, и бессмысленно смотрел на уличного мальчишку, который задумчиво раскручивал на верёвке привязанную за хвост дохлую крысу. Крыса, очевидно по случаю праздника, повязана была синей ленточкой.

Кто-то прошёл мимо, едва не коснувшись Эгертового плеча, приостановился, оглянувшись; уже не имея сил бояться, Солль повернул голову.