Имею право сходить налево - Григорий Славин

Торопясь, мы спускаемся вниз. Охранник посмотрел на нас взглядом утомленной коровы и продолжил жевать жвачку.

– Выходил кто пару минут назад, нет? – интересуется у него Антоныч.

– Уборщица выходила…

– Не то.

– Старшая медсестра выходила…

– Не то.

– Тогда никто не выходил, – говорит охранник, даже не догадываясь, что отпускает редкую остроту. И тут же демонстрирует редкую тупость: – А, еще мужик какой-то выходил.

– В костюме? – уточняет Гриша.

– Да.

– С меня ростом, но шире в плечах? – интересуюсь я. – Уши торчком?

– Да.

– В синей рубашке, – спрашивает Антоныч, – и щель между передними зубами?

– Я в зубы не смотрю. А рубашка, кажется, да, синяя.

Знал бы Гера, как его описывают друзья.

– А куда он пошел? – продолжает допрос Антоныч.

– Прости, я забыл дома свой хрустальный шар.

Гера растворился в Зеленограде. Потоптавшись на месте, мы решили подняться в номер и подождать. Вопрос в глазах каждого из нас один: куда мог пойти Гера? Ситуацию еще более запутанной делает Гриша.

– Если учесть твой последний упрек в его адрес, – говорит он Антонычу, – то он пошел искать женщину.

Сожрав все фрукты в вазе, выпив всю минералку из холодильника и сделав с полсотни холостых звонков на мобильник Геры, мы понимаем, что ждать его бессмысленно. За окнами сгущаются сумерки, и если бы он не нашел проблем в городе, то уже давно бы вернулся. Если, конечно, он не сел в такси и не уехал домой. Но это маловероятно. Даже в обиженном состоянии никто из нас не поступил бы таким образом. Каждый из нас знает, что его будут ждать хоть всю жизнь.

Вечер опускался на Серебряный Бор, последний раз он разговаривал с Мариной четыре часа назад. Роман Романович всегда страдал от недостатка информации. Привычка все контролировать уже давно породила другую – он начинал нервничать, когда вожжи ускользали из рук. Эти двое работали на него шесть последних лет и ни разу не дали повода усомниться в своей беспомощности. Да, были срывы, да, были неувязки, но у кого их не бывает? Главное, чтобы неувязки мелкие не приводили к большим проблемам. И вот сейчас Сказкин чувствовал, нет – почти понимал, что где-то случился надлом. Тонкая трубка, через которую он выдувал изящной формы сосуды, дала трещину, и теперь на глазах появляется уродливый, кривой шар обстоятельств. Не выдержав, он вынул из кармана трубку и нажал на кнопку быстрого вызова.

– Ну, что?

– Заминка.

– В чем дело?

– Палач пропал.

– Что значит – пропал? Он что, собака?

– Ему голову… в общем, он немного приболел и пропал после этого.

Сказкин почувствовал, как его изнутри распирает.

– Вы меня что, за штанину дергаете?..

– Босс, все под контролем.

– Под каким контролем, если вы не знаете, где друг друга искать?!

– У него сотрясение, вот в чем дело.

– Отчего?!

– От стула.

– Резко сел, что ли?!

– Нет, его по голове ударили.

– Кто?..

– Объекты.

Сказкин только что обнаружил, что стоит у стеллажа с ружьями и свободная рука его открывает и закрывает дверцу. Спрятав руку в карман, Роман Романович вернулся к столу.

– Красавица, давай, разберем ситуацию. Я вас отправил разыскать объекты и решить с ними вопрос. Как понял из предыдущего разговора, вы их нашли. Теперь выясняется, что одного из вас объекты ударили стулом по голове… я не буду заострять на этом внимание… потому что корвалол в соседней комнате… и теперь моим безжалостным профессионалам требуется медицинская помощь… Я пока все правильно описываю?

– В общем, да. Но я все улажу.

– Ты уладь, Мариночка, уладь… а то на моей голове волосы дыбом встают… – Сказкин погладил лысый, как шар для кегельбана, затылок. И тут же ударом ноги повалил кресло на колесиках. – Уладь, сука безмозглая, иначе я из вас ремни нарежу!!

На столе зазвонил телефон. Машинально схватив трубку, Роман Романович рявкнул:

– Да!

– Рома, я решил все-таки позвонить.

– Я свяжусь с вами сразу, как только дело будет сделано, – пообещала Марина.

– Да уж, буду ждать!

– Это ты кому, Рома?

– Здравствуй, Гюнтер… Дуре одной. Говорю – сведи расчеты на ремонт здания и передай архитектору. А она архитектору звонит и говорит, чтобы тот расчеты составил и ей передал. Скажи, Гюнтер, разве в наше время такое было возможно?

– Рома, ты о нашем уговоре не забыл?

– Я, Гюнтер Алексеевич, ни о чем не забываю.

– А что тогда твои люди в Зеленограде делают?

– Мои люди?

– Рома, давай так. Если ты их сейчас не отзовешь, я велю своим за ними присмотреть.

– Не понимаю, о чем ты…

– Слушай внимательно, мой старый партийный друг!.. – Гюнтер заметно повысил голос. – Я не хочу, чтобы эта история когда-то всплыла и испортила мне всю жизнь! А все идет к тому! Отпусти этих пацанов и забудь о них! Ковер я тебе верну, обещаю! Но если твои люди прольют хоть каплю крови, я их уберу в течение пяти минут! Ты понял меня, Рома? – последние слова Гюнтер произносил ласково, как разговаривают у постели больного.

– Хорошо, я даю отбой, – потухшим голосом ответил Сказкин.

– Вот и славно. У тебя спину вечерами не ломает?

– Есть немного. Попробуй пчел.

Поговорили еще немного и трубки повесили одновременно. Сказкин вынул из кармана трубку и набрал номер Марины.

– Даю вам два часа, – и отключил связь.

* * *

«Что-то случилось», – поняла Марина, бросая телефон в сумочку.

Напарник пропал, объекты исчезли, а дано два часа. Нужно срочно найти Палача. Голову ему, конечно, повредили, но не идиотом же он стал после этого! Он всегда был немного тронутым, но идиотом – никогда. Марине все время казалось – все, отжил в светлом мире, но наступал новый день, и Палач снова был самим собой. Выходки всякие допускал, не без этого, но до откровенного безумия никогда не падал. Значит, манера у него такая, жить иначе не умеет. Да и пусть живет как хочет, главное, чтобы эта манера делу не вредила. Вот когда станет ясно, что он все-таки спятил и назад его вернуть уже невозможно, тогда и прекратит существование тандем, работавший безупречно шесть лет. Он должен, должен найтись! Если не она его найдет, так он это сделает.

Марина покосилась на сиденье. Там лежала трубка Палача. Он ушел, оставив ее в машине. Но куда ушел? Может, в больницу?