Астронавты - Станислав Лем

Эта дрожащая в луче света масса блестящих камешков была целой россыпью серебряных созданий. Но они уже не были серебряными. Матовые, покрытые плёнкой окиси, словно оловянные, они напоминали моего маленького пленника только формой. Я невольно отскочил, но они лежали повсюду. Их россыпи, шуршащие от малейшего прикосновения, устилали всю пещеру. Потревоженная металлическая бахрома медленно покачивалась в воздухе. Теперь я заметил, что за ней расположены как бы огромные пчелиные соты: их отчасти закрывали фестоны металла, соединившиеся, как содранная и опалённая кожа. Впечатление сот создавали правильно размещённые в стене отверстия, образовавшие словно прямоугольную мозаику. Там видны были серые, когда-то серебряные, мурашки. Под стеной их была целая груда.

— Смотрите! — сдавленно крикнул я. — Смотрите!..

Товарищи окружили меня. Приподняв бахрому свисавшей с потолка сети, они брали в руки лёгкие, почти невесомые мурашки. При этом мурашки тихонько шелестели и звякали, как металлические чешуйки. На каждом шагу они хрустели и лопались целыми сотнями. Все молчали, взволнованные, как и я. Я вспомнил о рисунке и, подняв фонарик, осветил его.

— Что-то вроде гелиоцентрической системы... — прошептал Райнер. — В центре Солнце... потом орбита Венеры... а дальше... Земля... Это наша планетная система!

— Но тут есть ещё кое-что, видите?

От изображения Венеры прямо к Земле шла пунктирная незакрашенная линия, соединявшая обе планеты. Меня обуял непонятный страх. Я быстро обернулся, но грот был пуст, — только медленно колыхалась металлическая паутина, роняя лёгкие хлопья сажи.

— Здесь были люди... — прошептал я, не отваживаясь говорить громко.

— Нет, это создано не человеческой рукой, — возразил Арсеньев.

— Как странно блестит эта скала, — сказал я немного погодя, — словно глазурь...

Поверхность стены была покрыта сеткой тоненьких голубоватых, блестевших, как стекло, жилок.

— Что это может быть, доктор Райнер?

— Не знаю, никогда не видел... как будто авантюрит... но оплавленный крайне высокой температурой... Не знаю, — повторил он.

Арсеньев спрятал пригоршню металлических шариков в карман скафандра.

— Друзья мои... сейчас мы не можем задержаться здесь, чтобы определить значение нашего открытия. Нам нужно идти дальше, да ещё как можно быстрее. Через четыре часа начнутся сумерки.

Мы покинули грот, не произнеся больше ни слова. Туман уже слегка потемнел, окрасился в голубоватые тона и в то же время поредел. Когда мы спускались по отлогому склону, я уже без труда мог увидеть последнего из идущих товарищей.

Мы быстро прошли не меньше десятка километров по сравнительно ровной местности. Потом грунт, казалось, начал повышаться, но это могло быть и иллюзией, так как глазу не на чём было остановиться. Вдруг впереди меня послышался приглушённый крик и глухой отзвук. Я кинулся вперёд.

Арсеньев лежал, упираясь руками в почву.

— Остановитесь, остановитесь! — кричал он, поднимая топорик. Я подошёл ещё на шаг. Прямо, под ним разверзлась мрачная пропасть, дно которой тонуло в тумане. Другого края не было видно даже с помощью радароскопов. Райнер пробормотал, что, быть может, другого берега нет и что мы, вероятно, стоим над обрывом, которым плоскогорье спускается к равнине.

— А ведь от ракеты нас отделяет едва тридцать километров, — сказал Арсеньев, стараясь ориентироваться по карте, хотя она была очень неточная и уже несколько раз в пути обманывала нас.

— Попробуем спуститься; чем ниже мы будем, тем лучше, и нам, быть может, удастся найти какое-нибудь укрытие.

Через несколько сот шагов обрыв не был уже таким отвесным; на экранах радароскопов порой мелькали зеленоватые изображения удобных для спуска откосов. Я пошёл первый. Вокруг вились лёгкие струйки пара. Мрак сгущался; туман окрашивался в синие, пепельные, даже фиолетовые тона. Иногда приходилось помогать себе руками, так как подкованные носки сапог скользили по гладким пластам. Не обошлось, конечно, и без того, чтобы кто-нибудь упал. Ниже уклон стал более покатым, но скалы были прорезаны глубокими пересекающимися канавками. Это было очень опасно, так как каждый неверный шаг грозил переломом ноги.

Кто-то, кажется Арсеньев, опередил меня. Я увидел белое, окружённое многократной радугой пятно света от его фонарика. Луч терялся в тумане. Свет слегка колебался при ходьбе, потом ослаб вдруг и застыл неподвижно. Ослеплённый светом, я не заметил широкой трещины и провалился в неё чуть не по колени. Очевидно, я растянул сустав и сел, чтобы осмотреть ногу. Моя верёвка прошуршала по камням и натянулась.

— Алло, профессор, не двигайтесь, подождите меня! — крикнул я.

Никто не ответил. Я поднялся и, слегка прихрамывая, пошёл в сторону света, в котором мелькали какие-то неясные тени. Взглянув вверх, я увидел между краями ущелья небо, показавшееся мне широкой светлой рекой: так выглядит поверхность воды, если, нырнув, посмотреть на неё снизу.

Свет фонаря вдруг погас.

— Ничего не поделаешь, придётся лезть, — говорил Райнер.

— Погодите!

Это был голос Арсеньева. Снова вспыхнул фонарь, рассыпаясь разноцветным блеском в трепещущем сиянии зыбкого пара. Я увидел, что они оба стоят наклонившись. У их ног грунт неожиданно обрывался, и дальше шла тёмная мгла.

В это время в матовом электрическом луче заблестел шлем Солтыка, поднимавшегося из глубины. Райнер помог ему выбраться на край.

— Можно спускаться, — сказал инженер, — крутизна меньше, но становится всё жарче.

— Поднимается температура? Неужели мы так будем спускаться всё время до самого центра планеты? — заметил Райнер.

Получилось так, что мы собрались все вместе. Фонарик освещал четырёх чёрных великанов в измятых комбинезонах. В стёклах шлемов дрожали голубые искры.

— Придётся пожертвовать магниевым патроном, — сказал Арсеньев и достал из кармана плоскую коробочку. Это были заряды для ракетницы, которая погибла в вертолёте.

— Нет ли случайно у кого-нибудь носового платка в наружном кармане?

Райнер протянул платок. В центре платка астроном прорезал ножом отверстие, а к углам нитками привязал патрон. Я понял: профессор нашёл выход, как обойтись без сигнального пистолета. Он сильно ударил ручкой ножа по капсюлю раз, другой, а когда раздалось шипенье, бросил патрон в обрыв.

Мы наклонились над пропастью. Туман озарился ослепительным магниевым светом. Показались склоны: тот, на котором мы стояли, и противоположный, удалённый от нас метров на шестьдесят; потом облако пара заслонило пылающий патрон. Это продолжалось долго. Светлые клубы разошлись, из-под купола импровизированного парашюта снова полился свет, хотя и быстро слабевший. Свет обманчиво дрожал, переливаясь в туманной дымке. Под ним, в глубине, показалась чёрная продолговатая масса, блестевшая, словно волна застывшей лавы. Когда свет ослабел, мне показалось, что масса набухла, а потом сократилась, как туловище змеи, проглатывающей крупный кусок.