Жизнь и приключения Заморыша - Иван Василенко

Он прикрыл куском толя какую-то дыру в крыше и ушел.

Мне, конечно, было очень обидно: то «пономарь», то «ангелочек». И когда это было, чтоб я не одолжил ему перышка? Но все равно я решил терпеть до конца, лишь бы добиться того, что задумал. А вот почему я должен стучать кулаком по крыше, если кто остановится около кузницы, я не понимал. Одно было ясно: в кузнице делалось что-то такое, о чем никто не должен догадываться. Снизу доносился звон железа, какие-то шорохи и частые вздохи меха для раздувания горна. Ну и что ж? Это всегда несется из кузницы на улицу. Вдруг я заметил, что какой-то человек, шедший по пыльной дороге, оглянулся раз, другой – и прямиком направился к воротам кузницы. Я сейчас же застучал кулаком по крыше. Человек подошел к воротам и тоже постучал, сначала три раза подряд, а потом, с маленьким промежутком, еще раз. «Кто?» – донесся глухой голос из кузницы. «За подковой для коня Стрекопытова пришел», – ответил человек. «А деньги принес?» – «Принес. Два пятиалтынных». Ворота скрипнули, потом заскрежетал засов: значит, человека пропустили, а ворота крепко заперли. Прошло немного времени, и к воротам зашагал еще какой-то человек. Тот был в сапогах и в синей фуражке, а этот в ботинках, в соломенной шляпе и в очках. Я, конечно, опять застучал. Вероятно, человек услышал, потому что поднял кверху голову и смешно показал мне язык. Потом и сам постучал. Его тоже впустили, но только после разговора о коне Стрекопытова и двух пятиалтынных.

Илька притащил молоток чуть поменьше той кувалды, которой бьет по наковальне Гаврила. Я сказал:

– Илька, ты пристукнутый? Я ж у тебя просил молоточек маленький, чтоб можно было в кармане спрятать, а ты что принес?

– Детских не держим, – важно ответил Илька. – Что тебе молоток, игрушка? Не хочешь, не бери. – Я так огорчился, что Илька пожалел меня: – Ладно, сделаю тебе маленький. Сам выкую. Выкую и принесу завтра в класс. – Он прищурился: – А ты задачи порешал?

– Порешал, конечно.

– Дашь списать?

– Дам. Только знаешь, Илька, ты лучше сам решай.

– «Сам, сам»! Такое скажешь! На крыше сиди, молотки ему делай, да еще и задачи для него решай! Жирно будет. – Наверно, поняв, что перехватил, Илька тут же смягчился: – Между прочим, ты парень ничего, исправно в крышу отстукивал.

В это время возле кузницы остановился еще какой-то человек. Илька уже поднял молоток, чтоб стукнуть, но всмотрелся и не стукнул. Человек тоже сказал, что принес два пятиалтынных. Когда и он вошел в кузницу, я спросил:

– Илька, а почему они все по два пятиалтынных приносят?

Илька подозрительно глянул на меня.

– А по сколько ж им приносить? Стоит подкова тридцать копеек, они столько и приносят. Мы лишнего не берем. – И испытующе спросил: – А ты думал, зачем? – Я пожал плечами. – То-то. Не знаешь, так и молчи.

Когда я спускался по лестнице, он опять сказал:

– Держи язык за зубами, понял? Особенно среди своей братии, а то я не посмотрю, что ты мне друг: как дам, так и на том свете не очухаешься.

Вот и еще одна обида: «Среди своей братии». Какая она моя? Но я и тут промолчал: терпеть так терпеть.

Утром Илька принес мне в класс маленький молоточек, такой хорошенький, что я даже во время урока вынимал его из кармана и любовался. Илька отполировал рукоятку, и она скользила у меня в пальцах, как атласная.

Признаться, мне было завидно: почему я не умею делать ничего такого? В прошлом году мне один пьяница подарил лобзик и тоненькую пилочку к нему. Я принялся выпиливать из фанеры домик. Но он у меня получился такой неуклюжий, такой кривобокий, что не понравился ни Маше, ни Вите. Только мама похвалила, но я же хорошо понимал, что она просто не хотела меня огорчать. Да и что такое этот домик! Игрушка! В нем даже воробей не захотел бы жить. А молоток – это вещь, которая всем нужна. Скажу здесь кстати, что всю жизнь я чувствовал себя каким-то неполноценным: мог на сцене играть Гамлета, мог речи с трибуны говорить, мог в сельской школе обучить грамоте шестьдесят мальчиков и девочек, а вот сделать простой молоток или построить плохонький, но настоящий, не игрушечный дом я так никогда и не научился. И мне часто бывало обидно, что все, чем я пользовался в жизни, – пища, одежда, жилище, телефон, автомобиль, даже бумага и чернила – сделано руками других. Обидно и завидно.

Лев Савельевич пришел на урок в благодушном настроении. Видно, ему хотелось поговорить. Он обвел насмешливыми глазами весь класс и, конечно, остановил их на мне:

– Ну, Мимоходенко, как ты себя чувствуешь?

Я встал, подумал и слегка развел руками:

– Как вам сказать, Лев Савельевич? На тройку с двумя минусами.

– Гм… Почему ж так неважно?

– Не знаю, Лев Савельевич, вам видней: вы мне поставили три с двумя минусами, я на три с двумя минусами и чувствую себя. А у кого стоит пятерка, тот, конечно, чувствует себя на пятерку.

– А у кого ж это стоит пятерка? – удивился Лев Савельевич. Все в классе переглянулись. – Пятерошники, встать! – Все продолжали сидеть. – Ну?

Поднялся Степка Лягушкин.

– У бога, – сказал он.

Учитель широко раскрыл глаза.

– У ко-о-го-о?..

– У бога, Лев Савельевич. Вы когда ставите отметки, то говорите: «Только бог знает на пять, я – на четыре, а ты – от силы на единицу».

Лев Савельевич заглянул в журнал:

– Вот ты соврал. У тебя стоит тройка.

– Так я ж и знаю лучше всех, – самоуверенно ответил Степка.

Мальчишки закричали:

– Куда тебе, лягушке!.. Воображало!.. Есть и получше тебя!

Лев Савельевич на крики не обратил внимания и опять взялся за меня.

– Вот, Мимоходенко, и пригодился тебе церковнославянский язык. Теперь ты поешь, аки ангел, и тебе внемлет вся церковная паства. Так тебя, Мимоходенко, прихожане церкви Архангела Михаила и зовут: наш ангел. Видишь, Мимоходенко, благодаря церковнославянскому языку ты вроде в ангелы вышел.

То, что меня так зовут, мне осточертело, и я сказал:

– Если я ангел, Лев Савельевич, то какой же я Мимоходенко? У ангелов фамилий нет. Их по именам зовут: Михаил, Гавриил, Никифор и так далее.

– Правильно! – подтвердил Лягушкин. – Например, моего ангела зовут Степан.

– Молчать! – вдруг рявкнул Лев Савельевич. – Это что за разговоры! Я сказал «аки ангел». «Аки»! Лягушкин, что такое «аки»?

– «Аки» значит «потому что», – уверенно ответил Степка.

– Вот и дурак! «Аки» значит «как». А «потому что» будет «поелику». Я поставил тебе тройку по ошибке, поелику ты еси осел.

Лев Савельевич перечеркнул против фамилии Степки тройку и поставил жирную единицу.

Степка поморгал и сел.

В перемену он ни с того ни с сего дал мне затрещину.