Последний герой - Виталий Гладкий

Едва они вышли на тропу, как им попался вполне безобидный уж небольших размеров. Сначала Люсик с криком «Аи!» отпрыгнул в сторону, а затем вдруг осатанел и начал кромсать его мачете с таким остервенением, что Малеванный даже испугался и отошел в сторону – от греха подальше.

Озеро по-прежнему блистало той первозданной красотой, которую так любят художники и мечтатели. Не было лишь пестрых бабочек. Но цветы остались, и их аромат кружил голову.

– Никого… – буркнул Люсик.

– Тихо! – прошипел Малеванный. – Посидим часок в засаде, может, кто и появится.

– Не было печали… – Люсик невольно вздрогнул, бросив взгляд на заросли.

– А заодно и пошамаем, – бодро сказал вор. – Бери правей, там посуше.

Они нашли удобное место, откуда хорошо просматривалась звериная тропа, и разложили на больших листьях немудреную снедь – жареную рыбу и банановую гроздь.

Малеванный, развалившись в позе римского патриция за обеденным столом, наворачивал так, что за ушами трещало. Люсик, в противовес своему компаньону, жевал размеренно и задумчиво – как старая корова в стойле. Он немного успокоился и мысленно отправился в родные края.

– Слушай, Лукьян! – Малеванный вытер жирные руки пучком травы и, прикрыв рот ладонью, рыгнул. – Давно хотел спросить: за что тебя упекли на этот остров? Я – вор и не скрываю этого. Меня взяли на локшевой работе[4], как последнего лоха. Так что мне поделом. Остров – это мой приговор. Затем бомж и алкаш. Этим двоим здесь самое место; какие могут быть сомнения? Отбросы общества… хе-хе… как сказал босс. Что касается девок… – Тут вор невольно запнулся, вспомнив минуты близости с Крошей. – Что касается девок, – продолжил он спустя мгновение, – то с ними тоже все ясно… – Малеванный прервался, чтобы пнуть ногой коричнево-желтую лягушку, которая вылезла из кучи сухой листвы. – Пшла! Зараза… Наверное, ядовитая. Коснешься рукой – и ку-ку… Так вот я и спрашиваю: за какие грехи ты сюда угодил?

Этого вопроса Люсик давно ждал и боялся. Из прессы и рассказов приятелей он знал, как в зоне относятся к голубым, а потому не без оснований предполагал, что его разлюбезный друг Григорий Иванович начнет вести себя совсем по-другому.

– А… – сделав над собой усилие, с наигранной небрежностью отмахнулся Люсик. – Финансовые проблемы…

– Ты что, бухгалтер? – удивился вор.

– Вроде того.

– И много ты вертанул?

– Не очень… – Люсик лихорадочно соображал, какую сумму назвать, чтобы не выглядело слишком подозрительно. – Сто тысяч.

– Не хило… Рубликами?

– Нет. Зеленью, – храбро ответил Люсик: врать так врать, чего там мелочиться.

– Твою мать!.. – в восхищении воскликнул Малеванный. – Вот это класс! Мне, чтобы добыть такие бабки, пахать и пахать нужно. Вот за что мне нравится ваш брат, так это за размах. И главное, вас в крытку хрен посадишь. Все куплены – и мусора, и следаки, и судьи.

– Это да…

– Но тебе «повезло», – с иронией сказал вор и заржал. – Что ж, и у крутого фраера бывают проколы. Судьба-злодейка любит хохмить.

Люсик сокрушенно вздохнул, изображая покорность судьбе, но на душе у него вдруг стало легко и приятно – обошлось! Ему очень не хотелось терять дружеское расположение Малеванного…

Неожиданно вор насторожился. Ему показалось, что он слышит шаги. Подав знак Люсику – ни звука! – Малеванный впился взглядом в звериную тропу.

Некоторое время возле озера ничего не происходило. Все так же гулял легкий ветерок по верхушкам деревьев и все так же орали попугаи. Только обезьяны почему-то затихли – наверное, ушли кормиться в банановую рощу.

Но вот треснула сухая ветка, потом зашелестели кусты, и на открытое место вышел… бомж!

Малеванный не выдержал и в полном восхищении толкнул Люсика локтем под бок – мол, гляди, какой я проницательный. Люсик изобразил на лице угодливое выражение и беспредельную преданность.

Минуты две Самусь постоял в полной неподвижности, внимательно рассматривая берега озера, а затем направился к одиноко стоящему дереву, патриарху лесного мира. Его мощный ствол венчала пышная крона, а толстые узловатые ветки начинались на высоте не менее трех метров от земли.

На удивление бомж выглядел бодрым и даже помолодевшим, несмотря на бороду и усы. Он шагал легко и упруго, а на его лице блуждала загадочная улыбка. За плечами Самуся висел его рюкзак, как всегда чем-то набитый, а в руках он держал великолепного фазана.

– Вот хмырь! – не удержался вор от комментариев. – Как он только ухитряется добывать такой козырный харч?

Малеванный говорил шепотом, на ухо Люсику. В ответ тот недоуменно пожал плечами и так же тихо спросил:

– Ну что, будем брать?

– Погодь. Это успеется. Узнаем, что ему здесь нужно.

– Не сбежит?

– Еще чего… – Малеванный достал пистолет. – Пуля догонит кого хочешь.

– Но мы ведь не собирались его убивать…

– А разве я так сказал? Нет, кончать его не будем. Бомж нам нужен. Это отличная рабочая лошадь. Пока мы не построим новый плот и не запасемся продуктами, он будет у нас пахать как папа Карло. Пистолет необходим для острастки. Когда над головой просвистит пуля, он сразу зароется в землю.

– Ну, не знаю…

– Ты в чем-то сомневаешься?

– Этот бомжара хитрый, как змей. Прыгнет в заросли – и привет. Он тут, я так думаю, уже все тропинки изучил. Чего не скажешь про нас.

– Что ты предлагаешь?

– Подобраться к нему поближе, чтобы действовать наверняка.

– Мысль хорошая, да как это сделать? Он может услышать. Тогда точно рванет когти, не успеешь и оглянуться. Давай пока посмотрим, чем он там занимается. А затем будем решать, как нам действовать.

Пока они перешептывались, Самусь положил под дерево фазана и, пятясь, отошел назад метров на двадцать. Затем он начал что-то вполголоса напевно говорить, обращаясь, как показалось компаньонам, к дереву.

– У него что, крыша поехала? – то ли утвердительно, то ли вопросительно произнес Малеванный.

Люсик промолчал, хотя был удивлен не меньше, чем вор. А бомж нес свою ахинею не останавливаясь. При этом его лицо пылало вдохновением.

Дальнейшее произошло так неожиданно и показалось затаившимся в засаде компаньонам настолько невероятным, что они на какое-то время погрузились в полную прострацию, густо приперченную ужасом.

На землю легко и грациозно спрыгнула огромная кошка. Это был молодой леопард. Внимательно посмотрев на Самуся – словно оценивая степень его доброты и порядочности, – зверь подошел к фазану, лег на землю и начал пожирать птицу, ловко выщипывая перья зубами и лапами.