Те, кто охотится в ночи - Барбара Хэмбли

— Побереги дыхание, — медленно проговорил хозяин Лондона. — Стоит мне ответить «да» на оба твоих вопроса — и ты становишься нашим врагом. Я это знаю, и ты это знаешь и не поверишь мне, когда я скажу: «Нет». Тем не менее это так. Никакой рыжеволосой я не видел. Клянусь верой.

Эшер глубоко и прерывисто вздохнул. Его еще слегка била дрожь — обычная реакция на злость, изнеможение, боль. Шляпу он потерял в одном из последних своих приключений и теперь, бледный, с падающими на лоб каштановыми мокрыми волосами, менее обычного походил на клерка.

Из угла кэба раздался тихий, почти безразличный голос Исидро:

— Расскажите про убийцу.

Эшер вздохнул, некоторое напряжение почувствовалось во всей его позе.

— Это было… что-то чудовищное, — проговорил он медленно. — Грязное. Нездоровое. Но, вне всякого сомнения, вампир. Блеклый — вроде вас, Исидро, но кожа как будто поражена проказой и шелушится. Выше меня, выше Гриппена — где-то на дюйм; и такой же широкий, может быть, даже шире. Белокурые волосы, но такое впечатление, что они у него вылезают. Голубые глаза. У него есть сообщник-человек: я слышал, как он убегал по лестницам с чердака, а потом отозвал от меня это чудовище, хотя странно, что оно его послушалось; вспомните: семь-восемь жертв в одну ночь! Уехали они вместе. Представить, что оно едет с тобой в закрытой коляске…

— Оно? — мягко спросил Исидро.

— Это не человек.

— Мы тоже.

Кэб остановился в самом начале Савой-Уок. Гриппен расплатился с возницей, и Эшер в окружении двух вампиров двинулся по темному переулку, в конце которого высокой вычурной глыбой маячил Эрнчестер-Хаус. Золотистый свет из прорезей штор воспламенял смешанный с туманом мелкий дождь. Они еще только ступили на мраморное, запятнанное сажей крыльцо, а одна из дверных створок уже открылась и в проеме возникла чета Фарренов. Супруги стояли, взявшись за руки.

— Боюсь, она мертва безнадежно. — Антея пропустила их к длинной лестнице, ведущей в маленькую комнату в дальнем конце дома. Темно-красное платье напоминало цветом старую кровь, оттененное смуглой бледностью плеч и лица миссис Фаррен. Жесткий шелк и низкий вырез корсажа нашептывали что-то об иных временах. Волосы ее были убраны на современный манер, а вот лицо поражало выражением страха и усталости, словно все прожитые годы легли вдруг на ее смуглые плечи. Следующий за ней Эрнчестер выглядел еще хуже. — Разложение зашло недалеко, но уже началось.

— Ерунда, — проворчал Гриппен. — Сначала должно быть окоченение.

— Вы почерпнули это из опытов над человеческими трупами? — спросил Эшер, и вампир грозно нахмурил брови. — Но у вампиров патология может быть совсем иной.

На изящный диванчик времен Регентства Антея набросила свой бархатный плащ. На фоне темно-вишневого бархата золотистые волосы Хлои казались почти белыми. Они лежали завитками и локонами, свешиваясь почти до полу, и Эшеру тут же вспомнилась спящая Лидия в день его первой встречи с Исидро. Глаза и рот Хлои были закрыты. Но восковая, словно истаивающая на глазах плоть производила все то же ужасающее впечатление. «Сногсшибательно красива! — вспомнил Эшер. — Этакая карманная Венера…» Окаменелость… Клетка за клеткой плоть становилась нечеловеческой, и нечеловеческим становилось сознание…

Второй плащ был наброшен сверху. За многие годы Антея, должно быть, накопила тысячи плащей самых различных фасонов. Этот был черный, расшитый бисером. Розовое платье Хлои сияло из-под него, как край облачка на закате. Левой рукой Эшер приоткинул край плаща, чтобы осмотреть чудовищные раны на горле. Затем вылез из рукава и сбросил с плеч свое широкое пальто. Покрутил запястьем и обратился к Антее:

— Засучите рукав, пожалуйста, если вам не трудно. Она выполнила его просьбу, стараясь не коснуться случайно серебряной цепи. Даже вскользь ухватив запястье Эшера, дневной вампир оставил на нем опоясывающий синяк и красные следы пальцев.

Эшер ощупал ряды шрамов на собственном горле. Сувенир из Парижа. Затем опустился на колени перед телом Хлои и сравнил. Его шрамики были раза в три меньше дыр в девичьей коже.

— Огромные клыки, — тихо сказал он. — Какие-то даже гротескные — в таком виде вампира представляли бы на любительской сцене. Выдаются гораздо ниже губ, режут его собственную плоть… — Его палец дважды черкнул вниз от густых коричневых усов, и глаза Исидро пристально сузились. — Такое впечатление, что изменения эти произошли с ним относительно недавно.

— Конечно, недавно! — проворчал Гриппен. — А то мы сами не знаем, что стало бы с вампиром, который пьет кровь вампиров!

— А что бы с ним стало? — спросил Эшер, поднимая глаза oт разорванного горла Хлои и обводя взглядом белые нечеловеческие лица в янтарном свете ламп.

Голос Гриппена был жесток:

— Его бы убили другие вампиры.

— Почему?

— А почему люди побивают камнями тех, кто пожирает трупы, насилует детей, режет божьих тварей, чтобы насладиться их воплями? Потому что это отвратительно!

— Нас очень мало, — мягко добавила Антея, и пальцы ее коснулись массивной броши на груди, — и жизнь наша подвержена столь многим опасностям, что предатель может погубить всех нас.

— И еще потому, — шепнул легкий бесстрастный голос Исидро, — что пить агонию вампира — это такое глубокое, такое богатое оттенками наслаждение, дающее столько жизненных сил и новых возможностей, что легко может стать величайшим искушением вообще.

Молчание пало — внезапное, оцепенелое. Шелковый шелест дождя, казалось, стал громче. Затем Гриппен прорычал:

— Это ты так думаешь, шелудивый испанский пес!

Сидя на стуле возле диванчика, небрежно скрестив ноги, но держась по обыкновению очень прямо, Исидро невозмутимо продолжал:

— Но речь идет не об агонии, а всего лишь о крови. Мы можем получать физическое наслаждение от крови животного или человека, и не убивая его при этом, в чем вы, Джеймс, вероятно, уже убедились. — Сказано это было со светской легкостью, как будто не Исидро дрался в Париже с полудюжиной вампиров, пытаясь спасти Эшера, и не защищал его потом, рискуя собственным благополучием. — Но пить кровь вампира — пусть даже в малых количествах — весьма неприятно, если ваша собственная плоть уже перестала быть человеческой. Мне говорили, это даже вызывает приступ дурноты.

— Стало быть, и это было попробовано?

Вампир чуть откинулся на спинку стула, обхватив руками колено. Легкая улыбка коснулась его губ, но светлые глаза, как всегда, оставались сумрачными.

— Все было попробовано.

Остальные собравшиеся у тела Хлои поглядывали на него сконфуженно — все, кроме Эрнчестера, который сутулился в кресле, уставившись на свои белые беспомощные руки так, словно видел их впервые.

— Ну хорошо, значит, если питаться кровью вампира — убивая его при этом или не убивая, — то это не приводит к таким изменениям?

— Не приводит, — ответил Исидро после короткой паузы, — судя по тем, кого я знал.