Наследство в Тоскане - Джулиана Маклейн

делами в офисе. Мать часто говорила, что Мария – прилежная нянька, которая никогда не откажется посмотреть за детьми. Правда, подобные замечания всегда следовали по пятам за какой-либо критикой в адрес ее отца.

Слоан прошла за Марией на кухню. Мария нашла вазу для цветов, наполнила ее водой и поставила букет на старинный буфет, в котором стояли тарелки.

– Как дети? – спросила Мария, расставляя в вазе цветы. – Наверное, скучают по своим друзьям?

– Не так, как можно было подумать, – ответила Слоан, осматриваясь в кухне. – Думаю, они втайне наслаждаются отдыхом от всей этой социальной активности, от которой даже десятилеткам никуда не деться. Ты не поверишь, сколько у них всего происходит.

– Сейчас другие времена, – понимающе ответила Мария. – Не завидую я сегодняшним родителям. Хочешь эспрессо?

– Да, спасибо, с удовольствием.

Мария начала готовить кофе, а Слоан села за стол.

– Думаю, ты удивляешься, зачем я пришла, – сказала Слоан.

– Принести мне цветы, – бодро ответила Мария.

– Да, но я пришла и по другой причине, – Слоан сделала глубокий вдох, чтобы постараться все сделать правильно и сказать то, что надо было сказать для своего же собственного будущего спокойствия и благополучия. – Мы с детьми уедем в ближайшие дни, и мне было нехорошо оттого, что мы с тобой даже не поговорили.

Мария, продолжая делать кофе, промолчала. Слоан продолжила:

– Мария, я хотела сказать, что у меня о тебе очень теплые воспоминания. Ты очень много значила для меня тогда, раньше, когда мои родители, мягко говоря, не были счастливы друг с другом. Но ты занималась с нами с Коннором, развлекала нас, и мне с тобой было очень хорошо. Я просто хотела сказать тебе об этом.

Мария принесла к столу две маленькие чашки на блюдечках.

– Мне тоже было очень приятно проводить с вами время. Я скучала по вам, когда вас не было. И ваш отец тоже.

Слоан положила в чашечку сахар.

– Да, теперь я это понимаю, и мне стыдно за это. Наверное, пока ты молод, ты думаешь, что родители всегда будут с тобой, и… – Она сделала паузу. – Думаю, мы с Коннором были в большей степени эгоисты, чем все другие дети, и мама не пыталась как-то это изменить. Думаю, она не хотела, чтобы мы были близки с отцом. Она была обижена на него и поощряла нас делать то, что мы хотим, а мы хотели оставаться в ЛА, и она знала, что это причинит ему боль. – Слоан внезапно увидела мотивы поведения матери, потому что теперь она сама входила в те же самые воды, злясь на Элана и желая полностью вычеркнуть его из своей жизни, оставив детей себе. – Ну, и это наложило свой отпечаток на наши чувства к папе, – продолжила Слоан. – Думаю, это было нечестно по отношению к нему.

– Мне жаль это слышать, – ответила Мария. – Но не могу сказать, что меня это удивляет. Вашей маме никогда тут не нравилось. Может быть, она боялась, если вы будете проводить здесь много времени, то вы в конце концов выберете его и это место, а не ее.

– Думаю, так и есть. – Слоан немного помолчала, потом подняла глаза. – А папа знал, что у него плохо с сердцем? Кто-нибудь знал об этом?

Мария покачала головой.

– Он был здоров как конь. Все это застигло всех нас врасплох. Но, наверное, такова жизнь. И важно ценить каждый день, не принимать ничего как должное. – Она отхлебнула кофе. – Как ты вообще? На похоронах ты была очень подавлена.

Слоан вздохнула.

– Ну да. Папина смерть стала для нас шоком. Ну и, должна признаться честно, хотя мне это и неприятно – мы с Коннором думали о другом. Мы только и думали о завещании – что мы получим. Я даже особенно не помню службу. Как будто бы все это было во сне. Я почти не смотрела на папу в гробу. Наверное, мне не хотелось принимать как факт, что он на самом деле умер. То, что его больше нет, не доходило до меня, пока не приехали адвокаты и не сообщили, что же он нам оставил. И тут я внезапно поняла, что он ушел навсегда, и я никогда больше его не увижу, и эта часть моей жизни на самом деле закончилась, потому что Коннор хотел продать винодельню.

Слоан поняла, что так и продолжала мешать ложечкой в крохотной чашке все время, пока говорила. Она бросила ложку на блюдце и закрыла лицо руками.

– Мария, мне так жаль. Я была такой эгоисткой. Все эти годы. Я хотела, чтобы жизнь была идеальной, такой, чтобы мне все завидовали. Мама хотела для меня только этого и уговорила выйти замуж за Элана, который даже тогда, как я теперь понимаю, был мерзавец. Но он был богат, и маме это нравилось. – Она опустила голову и замотала ей. – Ты, наверно, думаешь, что я ужасный, низкий человек.

Мария протянула руку и погладила Слоан по голове.

– Я так не думаю.

Пытаясь взять себя в руки, Слоан несколько раз глубоко вдохнула.

– А папа когда-нибудь говорил с тобой про нас? – спросила она. – Он говорил, что разочарован? Или что он нас ненавидит?

– Никогда он вас не ненавидел, – ответила Мария. – Он очень вас любил и скучал по вам. Я знаю, потому что он иногда плакал о вас, когда выпивал лишнего.

Слоан опустила голову.

– Господи. Как тяжело это слышать. – Она помолчала, осознавая слова Марии. – Я должна была общаться с ним. Со всеми вами. Я буду жалеть об этом до конца своей жизни.

Мария покачала головой.

– Нет, не надо так, – сказала она. – Просто люби своих детей и постарайся быть счастливой. Будь благодарна за время, которое провела с отцом. Где бы он ни был, я уверена, он видит, что сегодня у тебя на сердце.

Слоан стиснула руку Марии.

– Ты все такой же ангел. – Потом выпрямилась и допила свой эспрессо. – Я не знаю, что произошло между ним и матерью Фионы. Мы можем никогда не узнать этого, но, что бы там ни было, думаю, что я в конце концов сумею примириться и принять это.

Она подумала о реакции Коннора и усомнилась, что он когда-нибудь согласится с тем, что все отошло Фионе. Он будет бороться, или, по крайней мере, всю жизнь помнить об этом и злиться. Слоан подумала, наверное, Коннор унаследовал больше материнских генов, чем она, потому что их мать даже после развода не могла забыть об их отношениях с отцом и всегда говорила об этом с большой злостью.

– Я не