Простыми словами. Интервью - Ирина Коростышевская

Почему сами не выучили?

Да как-то не получилось. Какую-то неуверенность внучка внесла. Я, когда приезжал к ним, начинал учить ее математике, а она меня английскому. Я начинал говорить, Кристина сразу же начинала смеяться: «Дедушка, лучше молчи, ты так смешно говоришь». Поэтому, когда бываю у них, хожу в китайские магазины. Они говорят на английском так же, как и я, и мы отлично понимаем друг друга.

Для вас важно понимать людей?

Для меня важно понимать детей. Если бы не дети, я бы никогда не смог работать в системе.

Взрослые всегда должны быть на стороне ребенка?

Конечно. Особенно учитель. Если где и есть правда, то она только в детях. В любом конфликте виноват всегда взрослый. Ребенка надо обнимать, тискать, целовать, даже если ты прав, а он не прав. Выше поцелуя только солнце. У бразильца недавно спросили: «Почему вы так хорошо играете в футбол, а русские так плохо?» Он ответил: «Потому что мы в футбол играем, а русские в футбол работают!» Каждый день я говорю учителям одно и то же: «Вас научили математике, литературе, истории, но все ваши знания неприглядные и на фиг никому не нужны, если вы разучились играть». Педагогика — это игра в фантики. Умеешь красиво завернуть свои знания в фантик — значит, ты смог подняться до ребенка. Когда я в детстве болел, папа читал мне Маяковского. Для меня на всю жизнь сохранились эти воспоминания. Благодаря папе Маяковский был моим первым любимым поэтом. У всех Пушкин, а у меня Маяковский.

Какое его стихотворение для вас особенное?

Ирина, я не умею запоминать стихи наизусть.

«Вот я богохулил, орал, что бога нет, а бог такую из пекловых глубин, что перед ней гора заволнуется и дрогнет, вывел и велел: люби!»

Он ее очень любил, эту рыжеволосую Лилю Брик. Она была великой женщиной. Когда спросили Таривердиева, кто из женщин оказал на него влияние, он ответил: «Моя мама и Лиля Брик». Меня тогда это так поразило, что я стал интересоваться судьбой этой женщины. Но это вообще отдельная тема — женщины у великих людей. Великий Куприн гулял, пил с рыбаками, но к столу и к кровати бывал допущен, только когда приносил своей жене новый рассказ. Она открывала дверь на цепочку: «Рассказ принес?» Все одаренные люди любимы мамами или женщинами, потому что без любви никак талант не раскроешь. Недавно я проводил классный час для семиклассников. В классе были только мальчики и их мамы. И вот я, старый мальчик, рассказывал новым мальчикам, что девочки — это инопланетянки, и мы никогда не поймем их до конца. Я говорил, что каждая встреча с девочкой — это встреча, к которой надо готовиться. Мальчики поняли меня, а мамы потом сказали, что я говорил о чем-то непонятном, совсем не о том, о чем они хотели услышать. «Почему я беру в школу девочек?» — спросил я у мальчиков — «Ведь девочки не побеждают ни на одной международной олимпиаде, а я их все равно беру. Почему?» Мальчики правильно ответили: «Чтобы не оскотиниться».

Разве все девочки — инопланетянки?

Конечно, нет. Но всю правду-то нельзя говорить. У меня есть еще один учитель, которого я очень люблю, — Сергей Параджанов. Ему принадлежит замечательная фраза: «Правда — это такая страшная баба, что если есть возможность ее приукрасить, ее надо приукрасить». И это тоже учительский труд — приукрашивать правду. Маяковский писал: «Из Петербурга исчезли красивые лица». И когда две недели назад наш Марат Абдрахманов победил на олимпиаде в Питере, я зашел в учительскую и сказал: «В Петербурге стало получше с лицами».

Так ведь и в судьбе Параджанова Лиля Брик сыграла важную роль?

Она попросила Луи Арагона, французского писателя и мужа своей сестры Эльзы, приехать в Советский Союз и поцеловать Брежнева, чтобы он выпустил Параджанова из тюрьмы. Арагон в силу собственных причин долго сопротивлялся этой просьбе, но потом все-таки выполнил ее. Параджанова освободили на год раньше благодаря Лиле Брик.

А как вы относитесь к людям во власти?

Никак. Меня как-то спросили: «А какие у вас отношения с Вячеславом Тарасовым?» Я ответил: «Бог с вами, у меня отношения с гардеробщицей, с учителями, но не с Тарасовым». Они другие, я другой. Я написал рассказ, как я ходил в детский садик. За невыполнение плана по маленькому нас ставили в угол, а за невыполнение плана по большому нас садили на горшки перед портретом Сталина и заставляли смотреть ему в глаза, тужиться и исполнять свой долг. Клянусь. А я сидел рядом с Надькой, и мы поклялись, что когда вырастем большими, обязательно поженимся, и на нашей свадьбе свидетелем будет Сталин. Потом мы с ней не виделись, и перед уходом в армию я пришел на танцы, а там красивая девчонка. Говорю: «Тебя Надька зовут?» — «Откуда ты знаешь?» — спрашивает она. — «У меня такое же кольцо вокруг попы», — отвечаю. Мы нашли с ней в подсобке дворца культуры портрет Сталина и в тот же вечер поженились. Потом я ушел в армию, а она меня не дождалась.

Как — не дождалась?

Так это же рассказ!

Вот я заслушалась, Александр Евгеньевич. Думала, правда. А жену вашу как зовут?

Соня.

А на горшках-то правда перед портретом сидели?

Ирина! Когда я на горшке сидел, Сталина уже не было!

Разве?

Ну да, был. Но нас перед его портретом не сажали.

Если перевести на математику ваши отношения с женой, какая получится формула?

Два человека у меня в жизни, которых я не боюсь, — мама и жена. Мамы уже нет, теперь только жена. Если бы у меня не было Сони, я бы не выжил в этих пятидесяти семи судебных заседаниях. Многие отвернулись, многие испугались. Меня не бросила только жена. Она иногда начинает эти разговоры: «Если ты раньше уйдешь, как я с этим справлюсь?» Говорит: «Тебе-то помогут, у тебя много родственников, а я совсем одна без тебя останусь». И тут в сентябре мне дают звание «Почетный гражданин города Челябинска», я прихожу поддатый, она начинает меня ругать, а я говорю: «Соня, я пришел с большой радостью! Почетных граждан города в последний путь провожают бесплатно!»

Вы получили по лбу от жены за этот пассаж?

Конечно, получил. Но это был класс! Она перестала говорить на эту тему. Ее отец, Михаил Самойлович Гриншпан, был знаменитым скорняком в Челябинске, а мама готовила такие блюда, которых я в жизни никогда не видел. И когда мы только поженились, через неделю после свадьбы тесть сказал: «Саша, давайте я научу вас шить шапки, вы не будете знать горя!» Я думаю: «Ёкарный ты бабай, я тут математике учился, а он с шапками ко мне прилез». Говорю: «Соня, что за разговоры?» И она попросила отца больше такое мне не предлагать. Больше он на эту тему разговоров со мной не заводил. Вам кто-нибудь говорил, что вы похожи на Суламифь?

Однажды, много лет назад.

Поговорил с вами — как воды напился.

И все-таки что же первичнее: математика или физика? Кто из них правит миром?