Совесть. Происхождение нравственной интуиции - Патриция Черчленд

Нравственные нормы возникают в контексте социальной напряженности и коренятся в биологии. Усвоение социальных практик опирается на механизм положительного и отрицательного подкрепления, а кроме того, на способность мозга к решению проблем. Точно так же как гоминины учились сооружать плавательные средства, приспособленные к определенным условиям, они усваивали и оттачивали социальные практики, способствовавшие процветанию группы в определенной среде. И точно так же как каждое следующее поколение мастеров что-то меняет в привычной конструкции, с появлением новых условий и новых идей могут меняться и социальные правила. При этом совсем не обязательно модифицированная конструкция окажется более удачной. Соответственно и в области социальных норм не каждая модификация будет во благо. Как бы мы ни уповали на прогресс, гарантировать его мы не можем.

Есть ли какие-то универсальные правила судостроения? Правил как таковых, может, и нет, но некие общие принципы найдутся. Нигде не строят лодки из камней, ни в одном обществе не дырявят днище лодки, которую предполагается спускать на воду. Подозреваю, что нигде не возникает необходимости растолковывать это будущим мастерам. Помимо очевидных факторов конструкция плавательного средства зависит от того, для какой воды оно предназначается — для бурных рек, для открытого моря, для спокойного прибрежного плавания, для озерной глади. На обшивку идут самые разные материалы — от коры до тюленьих шкур; можно выдолбить лодку и из цельного древесного ствола. Аналогичные негласные универсалии существуют и в области социальных норм. Как отмечает политолог Джеймс Уилсон, универсальные нравственные нормы нет нужды расписывать в виде закона[237]. Помимо очевидных факторов на характер нравственных норм, которые складываются в той или иной группе, влияют социальные и природные условия на фоне действия постоянно присутствующих сильнейших стремлений к социальности.

У приматов с крупным мозгом (то есть у гоминин охотников-собирателей-падальщиков) социальные практики, в которых отражается предпочтение стабильности, безопасности и достатка, вырабатываются в ходе повседневных занятий. Нейробиологические механизмы их формирования пока еще не особенно понятны, хотя мы уже неплохо представляем себе, какие области играют в этом процессе главную роль. Точно так же как в семейном укладе, где нормы зачастую возникают стихийно, не требуя обсуждения, они могут появляться и в более крупных сообществах. Социальные практики, воспринимаемые как успешные, усваиваются молодежью и превращаются в неотъемлемую составляющую культуры группы. Аналогичным образом возникают и последующие изменения — без всяких фанфар и коллективных совещаний. Примерное представление о том, как, скорее всего, регулировалось социальное взаимодействие у первобытных Homo sapiens, можно получить из работ антропологов, в которых описан образ жизни небольших племен, кормящихся собирательством и охотой.

Подробные рассказы Франца Боаса о его первых (1883–1984) визитах в заполярные эскимосские селения на Баффиновой Земле служат отличной иллюстрацией к тому, как находчивые люди, живущие в небольших группах, вырабатывают испытанные временем, но подверженные изменениям социальные обычаи, которые способствуют стабильности и выживанию[238]. Например, как охотник, вернувшийся с добычей, привычно делит ее с собратьями, как все делается по заведенному порядку, как принимаются роды и каким процедурам следуют в случае чьей-то кончины от старости, а каким — в случае гибели от инфекции. Драки и распри всячески порицаются, а для выяснения отношений эскимосы нередко используют песенные поединки[239]. Важное место в укладе эскимосов занимает игра, которая служит укреплению социальных связей и смягчает раздражение и гнев.

По обычаям эскимосов XIX столетия, за убийство одного человека могла отомстить родня убитого, но на этом цепочку кровной мести полагалось прервать. С теми, кто совершал много убийств, приходилось разбираться отдельно. В описанном у Боаса случае представитель селения, где совершались эти убийства, взялся посовещаться с жителями других поселений, чтобы затем вынести решение — казнить ли рецидивиста. Общественное мнение склонялось к тому, чтобы казнить. Тогда вождь селения Акудмирмуит отправился с преступником на охоту и прикончил его выстрелом в спину. О схожих обычаях в других частях Арктики сообщают и другие антропологи. Все эти правила неписаные, поскольку письменности у эскимосов еще не было, однако все понимали, как надлежит поступать. Передавать правила и обычаи из уст в уста помогали, помимо прочего, песни и предания.

Судя по тому, как регулируется общественный уклад в небольших охотничье-рыбацких сообществах вроде эскимосских, основополагающие нравственные обычаи зависят не только от условий окружающей среды, но и от нужд, желаний и надежд представителей сообщества. Подобно тому как эскимосы придумали удивительно прочные и устойчивые каяки, идеально подходящие для их условий жизни, многие социальные обычаи эскимосов, похоже, целиком приспособлены к таким привычным для млекопитающих заботам, как рождение потомства, охота, поддержание тепла, регулирование неподобающего поведения в группе. И все это в условиях беспощадной арктической природы. Подобно тому как эскимосы научились делать из тюленьей шкуры водонепроницаемую обшивку для каяков, они нашли способ осуществлять, пусть и в редких случаях, но необходимую смертную казнь. Несмотря на суровый климат (и многочисленные напасти — голод, неутихающие бури, гибель собак от инфекционных болезней), эскимосы сумели не просто выжить, но и преуспеть. Тем, кому такая жизнь видится морально бесхитростной, стоит последовать совету Боаса и присмотреться внимательнее.

Как можно предположить на основе антропологических описаний, уклад в племенах охотников-собирателей-падальщиков Homo sapiens, живших 250 000 лет назад, был, скорее всего, схож с тем, что Боас наблюдал у эскимосов. Их гибкие обычаи передавались изустно и в целом были приспособлены к образу жизни и условиям внешней среды. В силу относительной простоты быта и малочисленности самих сообществ (не более 30–50 человек) социальные практики, хотя и служили руководством к действию, вряд ли считались непреложным законом. Генетически первобытные Homo sapiens мало отличались от нас нынешних, если не считать небольшой разницы в генах, отвечающих за пищеварительные ферменты и структуру волос.