Моя невинная девочка - Екатерина Орлова

– Ладно, езжайте, – отвечает Ира, – закройте ублюдка.

Макар прижимает меня к себе и целует в макушку.

– Бабушку привезу, не волнуйся.

– Макар, а ты тоже на задержание поедешь?

– С чего вдруг? Для этого есть профессионалы. Я тем временем буду катать Наталью Федоровну, – он улыбается, но улыбка натянутая. Мы все сейчас слишком напряжены, чтобы выдать что—то расслабленное и искреннее.

Мужчины покидают нас, и я провожаю их взглядом, прижимая к себе пакет из супермаркета, в котором лежат нехитрые пожитки, купленные нами с Макаром.

– Ну все, осталось только ждать, – выдыхает Ира. Я поворачиваюсь к ней лицом и наконец понимаю, что, как бы она ни храбрилась, ей тоже до ужаса страшно. Меня передергивает от самой мысли, что, если такая сильная женщина боится, что уж говорить обо мне? – Пойдем делить комнаты, – предлагает Ира, и я плетусь вслед за ней по длинному коридору.

Соня

Я подскакиваю на кровати, когда слышу шаги и голоса. Выбегаю из спальни и вижу в гостиной свою бабушку, которая, поджав губы, осматривается вокруг.

– Бабуля! – вскрикиваю и несусь ей навстречу, тут же попадая в любящие объятия.

– Сплюшка, – строгим голосом произносит она, – я должна знать, что здесь происходит.

Поднимаю голову и вижу вместо Макара одного из охранников Касима.

– А Макар?

Он пожимает плечами.

– Насколько я понял, он занят.

– Спасибо, – отвечаю ему, поникнув от того, что Гордеев не лично привез бабушку. Охранник, кивнув, удаляется, а я веду бабушку в кухонную зону. Усаживаю за стол и включаю чайник. – Пирожные будешь?

– Какие пирожные? Я булочки напекла.

Только сейчас я замечаю, что у бабушки в руке пакет, из которого она выкладывает на стол завернутую в кухонное полотенце выпечку.

– Вырвали меня из дома.

– Тебя этот охранник забирал?

– Макар тоже приезжал, но быстро уехал. Софья, что происходит?

Я открываю рот, чтобы ответить, и в этот момент на кухню заходит Ира.

– Добрый вечер, – здоровается она.

– Ну это как посмотреть, – бурчит бабушка. – Наталья Федоровна.

– Ирина. Очень приятно.

– Ир, чай? – спрашиваю, а она кивает.

– Давай я выложу булочки на тарелку.

Мы с Ирой суетимся на кухне, оттягивая момент откровения с бабушкой. Ни одной из нас не хочется попасть под ее гневный взгляд. Наконец наступает момент, когда тянуть дальше просто некуда. Мы расставляем чашки, чайник с чаем и булочки, присаживаемся за стол. Наши с Ирой взгляды мечутся, стараясь не сталкиваться с суровым взглядом Натальи Федоровны.

– Ну так что? Я все еще жду ответ на свой вопрос.

– А Макар ничего не объяснил? – пищу негромко.

– Ничего, иначе я бы не спрашивала.

Я коротко, сбиваясь, рассказываю о наших злоключениях. Периодически бросаю взгляд на бабушку, которая качает головой, но никак не комментирует произошедшее. Как только замолкаю и впиваюсь зубами в мягкую ароматную булочку с корицей, тогда—то бабушка и заводит:

– Сколько раз я просила тебя не лезть в это дело? Ну что тебе спокойно не живется? А ты, Ира? Взрослая же уже женщина, толковая. Что ж вас тянет в мир, где место только мужчинам?

– Я не буду всю жизнь пеленки стирать! – выпаливаю я.

– Да кто ж тебя просит—то? – всплескивает бабушка руками. – Работай, реализуйся в профессии и жизни, но не в этом болоте, в которое тебя неумеренно тянет. Ира, ну ты ж беременная, куда тебе эти приключения?

Мы одновременно с Ирой перестаем жевать и смотрим на бабушку так, словно у нее выросла вторая голова.

– Я не беременна, – шепчет Ира.

Бабушка отмахивается от нее.

– Меня не проведешь.

Мы с Ирой переглядываемся, но никак не комментируем сказанное. Богомолова хмурится, уткнувшись взглядом в свой чай, и начинает жевать медленнее. Я укоризненно смотрю на бабушку, но у той только один вопрос в глазах: «А что я такого сказала?» Мы допиваем чай, пока я поясняю бабушке, что пару дней придется провести здесь взаперти.

– А птица моя?

– Я скажу Макару, чтобы попросил соседей покормить.

– Ох, соседей… Сплюшка, заканчивала бы ты с этими играми. Доиграешься, как папа. А я не могу хоронить еще одного ребенка, – голос бабушки садится. Смерть единственного сына стала для нее огромным ударом.

– Бабуля, все будет хорошо.

– Будет, – вздыхает она. – Когда—нибудь. Ладно, девочки, давайте отдыхать, а то я как та старая курица: с приходом темноты утрачиваю зрение и ориентацию в пространстве. – Бабушка встает из—за стола. – Софья, покажи мне мою комнату.

Я провожаю бабушку до спальни, помогаю устроиться, а потом возвращаюсь на кухню, чтобы убрать со стола. Ира все так же сидит за столом и задумчиво смотрит за окно. Присаживаюсь рядом и касаюсь лежащей на столе ладони.

– Все хорошо?

Ира поворачивается ко мне со слезами на глазах.

– Как думаешь, это правда? То, что сказала твоя бабушка?

– Не знаю, – честно отвечаю я. – В предсказательницах она замечена не была. Даже не знаю, почему она так сказала.

– Надо было спросить, но я что—то совсем растерялась.

– Ты не хочешь ребенка?

– Что ты? Хочу больше всего на свете! Мы с Витей уже лет пять пытаемся забеременеть. Закрыли вопрос, когда врачи сказали, что мы здоровы, но, видимо, несовместимы. Мне кажется, он именно тогда и погуливать начал. Хотя нет, Богомолов всегда был блядуном.

Я шокировано открываю рот.

– Витя тебе изменяет?

Ира фыркает.

– Постоянно.

– Но как можно изменять тебе? Ты такая…

– Какая?

– Эффектная, красивая, умная.

– Но однообразная, Сонь. Я не могу слепить из себя нескольких женщин, а этому потаскуну все мало.

– Тебя это не оскорбляет?

– Уже нет. Сразу скандалила, уходила, боролась. А потом просто смирилась с его природой. Но регулярно заставляю сдавать анализы на ЗППП.

Я проглатываю комментарий о том, что так жить унизительно. Думаю, Ира и без меня уже сто раз взвесила все «за» и «против» и приняла такое решение.

– Ладно, – выдыхает она. – пойду попрошу охрану привезти мне тест на беременность. Главное, чтобы Богомолову не ляпнули, незачем мужика обнадеживать раньше времени.

Я убираю на кухне, мы с Ирой желаем друг другу спокойной ночи и расходимся по своим комнатам. Звоню Макару, но он не отвечает. Пишу сообщение о том, что люблю и желаю ему спокойной ночи. Получаю в ответ те же слова с припиской «Прости, не могу говорить», и засыпаю, обнимая подушку и сжимая в ладони телефон. Ну как засыпаю? Уплываю в тревожные сны, после которых утром просыпаюсь совершенно разбитая.