Решающий выбор - Михаил Алексеев

Через час по ракете двинулись. Не доезжая примерно километр до окраин города, танки стали маневрировать в поле, пытаясь вызвать огонь артиллерии. Пехота, БТР и зенитчики остались на исходных, в полутора километрах от окраин Штуттгофа. После десяти минут маневрирования на виду противника и отсутствия реакции Смирнов дал своему механику команду укрыться в лощине, расположенной метрах в ста правее его позиции. Спустившись, Сергей выбрался на башню танка и в бинокль осмотрел окраину городка. Не увидел ничего заслуживающего внимания. Перевел взгляд вправо, за канал. Там в сторону моста на южной окраине, как на учениях, двигался ровной линией танковый батальон «тридцатьчетверок», линия бронетранспортеров и такая же ровная цепь мотострелков. Оттуда слышались звуки стрельбы, в основном из стрелкового оружия. Только иногда один из танков делал короткую остановку и из его ствола вылетал клуб дыма, быстро развеваемый ветром. Звук выстрела танковой пушки доносился, когда танк уже снова трогался. Судя по темпу стрельбы и тому, что пехота идет в полный рост, Смирнов сделал вывод, что скорей всего стреляют для поддержания бодрости по предполагаемым опасным местам.

Слева вторая рота уже подошла к окраине городка. Оттуда также была слышна вялая стрельба. Правее его позиции он увидел вышки и бараки концлагеря. В бинокль было видно, как там уже разворачивается дивизионный медсанбат. По слухам, дошедшим до него, в лагере содержалось несколько десятков тысяч пленников, в основном польских евреев. Сейчас там оставалось в живых около десяти тысяч человек, и всем им была необходима медицинская помощь. Поэтому комдив и распорядился разместить медсанбат именно там.

– Внимание, рота! Ждем подхода пехотного прикрытия и усиления и действуем по своим направлениям. Как поняли? Прием!

Пока командиры взводов докладывали о готовности, Сергей высунул в открытый люк руку с ракетницей и запустил в небо зеленую ракету.

Пехота и зенитчики прибыли через пять минут. Пехота сбилась кучками за своими танками, а зенитные установки и БТР замерли метрах в ста позади.

– Рота! Вперед! – дал команду Смирнов, еще раз осматривая в перископ окраину.

Все оказалось проще, чем думали. В городке был гарнизон, скорее комендатура, состоящий всего из взвода фольксштурма в возрасте до шестнадцати и после шестидесяти лет. Кроме того, в городке оказались заперты две колонны с ранеными, эвакуирующиеся из Кенигсберга, и человек двести легкораненых, водителей грузовиков, тыловиков и прочего сброда, спасающегося с фронта. И все со стрелковым оружием, в основном с винтовками и карабинами. Даже пулеметов не было. Все тяжелое оружие оставлялось на фронте. Наиболее опытные и решительные погибли ранним утром при попытке атаковать противника, перехватившего дорогу в тыл, неправильно оценив его силы.

Нет! Белый флаг они не подняли. И даже пытались сопротивляться. По крайней мере против их батальона пытались три раза применить фаустпатроны. Но безуспешно и со смертельным исходом для пытавшихся.

Самое сложное оказалось – это перетрясти весь городок в поисках спрятавшихся. Потом определиться с примерно пятью сотнями пленных. Тут пригодился опыт Смирнова. Он подсказал комбату, тот в свою очередь комполка – и пленных задействовали на рытье траншей.

Раненых оставили в Штуттгофе, поручив старшим колонн и местному бургомистру разместить их и обеспечить уход и питание, насколько это возможно в данных условиях.

После этого батальон сосредоточился на восточной окраине Штеегена. Там дозаправились, пополнили боезапас, и рота выдвинулась на западные окраины городка. Вторая и третья роты выступили на усиление второго и третьего МСБ.

Смирнов указал позиции взводов. Свой танк и первый взвод поставил в засаду во дворах, контролируя дорогу Штееген – Юнкеракер, второй взвод встал на юго-западной окраине, обеспечивая фланговый огонь перед линией обороны пехоты. Третий взвод, усиленный одним танком второго, ушел в засаду на узкоколейку и просеку, расположенную между городком и морским побережьем. Организовав охранение, Смирнов разрешил личному составу отдохнуть. Позади была бессонная ночь, многокилометровый марш и пусть небольшой, но бой, стоивший немалых нервов.

Сергей неодобрительно посмотрел на низкое пасмурное небо и пошел на позиции мотострелков, посмотреть поле боя и представиться командиру батальона, который ему поручено поддерживать. Организовать, так сказать, взаимодействие. Ему не нравилось, что погода не даст возможности работать авиации, следовательно, никто не знает, что там творится западнее, на берегах Вислы. А ситуация такова, что немцы атаковать будут непременно. И нелетная погода им в данном случае в плюс. Неизвестно, когда и какими силами, но, исходя из условий местности, можно уверенно предположить, что бить будут здесь. Поэтому нужно посмотреть, что собой представляет поле будущего боя.

Траншеи пехоты располагались в 100–150 метрах от крайних домов Штеегена. Мимо Смирнова то и дело пробегали бойцы с целыми пролетами деревянных заборов.

«Песок. Стенки окопов не держатся. Штакетник используют для укрепления», – догадался Сергей.

Первая траншея была готова, и теперь мотострелки вместе с пленными немцами рыли ходы сообщения в тыл. По-видимому, второй линией обороны станут как раз стены и подвалы крепких немецких или польских домов и усадеб. Смирнов точно не знал, кто тут жил до войны и кто все это построил. Да и местных не видел. Точнее, видел, когда въезжал на танке во главе роты в городок, вереницу женщин, детей, стариков с узлами и чемоданами, спешащих покинуть родные дома, прежде чем тут начнут рваться снаряды и мины. Но из люка танка невозможно было понять, немцы это или поляки. Да ему, по правде говоря, было все равно, кто они. К первым он особой ненависти не чувствовал, хотя перепечатку статьи Ильи Эренбурга в дивизионке читал, но и ко вторым любви не испытывал: помнил, сколько они крови его Родине попортили за последние двадцать лет.

Перед позициями пехоты до соседнего Юнкеракера, находящегося в 700–800 метрах западнее, слева от дороги, соединявшей оба городка, лежала равнина с небольшими пологими возвышениями и впадинами, разделенная квадратиками полей и кустарниками на межах. Иногда с окраины соседнего городка постреливали. Но на это мало кто обращал внимание. Для прицельного огня дистанция была велика, а пулеметов у немцев, сидящих в этом городке, по-видимому, не было.

На правом фланге до самого моря стоял сосновый бор. Расстояние между деревьями позволяло передвигаться через лес танкам, однако напрямую это вряд ли возможно было сделать. Толщина и высота сосен вызывали уважение. Этот бор давно не слышал стука топора. Так что танковая атака через бор была маловероятна. Единственными пригодными направлениями танковой атаки были железнодорожная узкоколейка и параллельно ей идущая просека. Сверху дорога и просека были прикрыты кронами сосен, и это давало возможность безопасного движения даже днем. Судя по колеям и утоптанному песку на просеке, использовалась она активно. Не говоря уже о железной дороге, пусть и не полноценной.

Местность Сергею понравилась. Для стрельбы из укрытий и засад лучше придумать и нельзя было. Самое сложное место было то, где он встал с первым взводом – вдоль дороги Юнкеракер – Штееген. Именно потому, что противник имел возможность выйти из-за домов сразу на прямой выстрел и на полной скорости достичь советских позиций за две-три минуты. Обнадеживало лишь то, что в поле между Штеегеноми и Юнкеракером копошились саперы, устанавливая мины.