Цивилизация в переходное время - Карл Густав Юнг

вспять. Невротик не нуждается в том, чтобы чувствовать себя побежденным; он лишь недооценил своего противника, решил, что сможет улизнуть от неизбежной схватки. Между тем вся его личность сосредоточена как раз в том, чего он так стремится избежать. Любой врач, который вводит невротика в заблуждение на этот счет, оказывает ему медвежью услугу. Пациент должен научиться не тому, как избавиться от невроза, а тому, как жить с неврозом. Эта болезнь – вовсе не беспричинное и потому бессмысленное бремя; это его собственное «я», тот «другой», которого он из детской лени или страха (или по какой-либо иной причине) всегда стремился прогнать из своей жизни. Тем самым, как правильно отмечает Фрейд, мы превращаем эго в «центр тревожности», которым оно никогда бы не стало, не борись мы столь невротически сами с собою. Едва эго становится «центром тревожности», мы все пускаемся прочь от самих себя и отказываемся признавать свой страх. Это страшное «другое я» – главная мишень психоанализа и его принижающей, развенчивающей техники, которая направлена на изнурение врага и нанесение тому тяжкого урона.

361 Не нужно пытаться «избавиться» от невроза, лучше постараться понять, что он означает, чему должен учить, какова его цель и т. д. Мы даже обязаны испытывать признательность за него, ведь иначе была бы упущена возможность узнать себя такими, каковы мы есть на самом деле. Невроз в полной мере устраняется только тогда, когда удаляется ложная установка эго. Не мы лечим невроз, а он лечит нас. Человек болеет, но болезнь есть попытка природы его исцелить. Из самой болезни мы можем многому научиться для своего выздоровления, и то, что невротик отвергает как полностью бесполезное, в действительности содержит крупицы чистого золота, которые невозможно отыскать где-то еще. Психоаналитик регулярно повторяет – мол, это «всего лишь», словно перекупщик, желающий приобрести товар по дешевке. В данном случае это правило неприменимо, ибо речь идет о человеческой душе, упованиях, дерзновенных мечтах и наипрекраснейших приключениях.

362 Так что эта попытка откупиться от невроза пациента, а заодно и от его души, обречена на провал. Более того, это, в сущности, невозможная затея, откровенное мошенничество: ведь никто, как ни крути, не способен отделаться от собственной тени, если только не живет в вечной тьме. При невротической диссоциации пациент сталкивается c чужой и чуждой, неопознанной частью своей личности, которая стремится добиться признания точно так же, как любая другая часть тела, и, если ее упорно отвергают, будет настаивать на своем наличии. Вздумайся кому-либо отрицать существование своей левой руки, такой человек неизбежно запутается в фантастической паутине объяснений из разряда «не что иное, как», подобно невротику, а психоаналитик, к слову, здесь сочтет возможным рассуждать о некой «теории». Инфантильно-перверсные фантазии в духе «не что иное, как» суть попытки пациента отвергнуть собственную левую руку. Эти усилия сами по себе являются болезненными отклонениями и любопытны лишь постольку, поскольку все фантазии пациента содержат тайный намек на левую руку. Прочее в них нереально, просто придумано с целью сокрытия истины. Разумеется, Фрейд считает, что прячется именно то, на что более или менее открыто намекается в этих фантазиях, то есть что они носят сексуальный характер. Между тем как раз к такому выводу и побуждает аналитика эта категория пациентов: они оседлывают того самого конька, который восхищает аналитика; более того, последний, возможно, даже подает им одну или две полезные идеи – вспомним, например, пресловутую инфантильную сексуальную травму, на поиски которой тратится много времени, но затем выясняется, что истина по-прежнему далека.

363 Подлинная причина невроза всегда связана с настоящим, поскольку невроз существует здесь и сейчас. Это определенно не пережиток прошлого, не caput mortuum[159]; он взращивается и как бы творится заново каждый день. Лишь сегодня, а не вчера, невроз поддается «излечению». Поскольку с невротическим конфликтом приходится бороться в настоящем, любое историческое отклонение представляет собой в лучшем случае окольный путь (в худшем же – поворот не туда). А вследствие того, что невроз содержит в себе часть собственной личности человека, изучение обилия возможных непристойных фантазий и несбыточных детских желаний оказывается лишь предлогом для уклонения от выяснения существенных вопросов.

364 Эти вопросы, собственно, заключаются в следующем: что именно проникает через словесную завесу в сознательную личность пациента и какова суть его установки, если он вознамерится воссоединить с собой этот отщепленный осколок, если допустить, что тот когда-то ему принадлежал? Почему осколок доставляет столько хлопот, если только он не похож на упомянутую левую руку, на вторую половину личности? Значит, это что-то, присущее человеку в глубочайшем смысле, его дополняющее, создающее органическое равновесие, но почему-то человек его опасается – быть может, не желая усложнять себе жизнь и сталкиваться с необходимостью справляться с будто бы невыполнимыми задачами?

365 Очевидно, что лучшим способом уклониться тут будет подмена этих задач чем-то таким, что по праву можно назвать невозможным – например, тем самым миром непристойностей, чью скорейшую сублимацию советует сам Фрейд. Он, по-видимому, воспринимает эти невротические домыслы вполне серьезно и попадает тем самым в типичную западню невротика: с одной стороны, он везде ищет неверный поворот, а с другой стороны, не может найти выход из лабиринта. Фрейд, если коротко, явно попался на невротическую уловку эвфемистического пренебрежения. Он недооценил невроз, зато удостоился похвалы пациентов и тех врачей, которым очень хочется услышать, что невроз – «это всего лишь…».

366 При этом само слово «психогенный» подсказывает, что определенные нарушения и расстройства личности проистекают из психики. К сожалению, психика – не отдельный гормон, а мир почти космических масштабов. Научный рационализм целиком упускает из виду это обстоятельство. Задумывались ли психотерапевты всерьез о своих других предшественниках, помимо Месмера, Фариа, Льебо, Шарко, Бернгейма, Жане, Фореля[160] и прочих?

367 На протяжении тысячелетий человеческий разум беспокоился о душевных хворях, может быть, даже сильнее, чем о телесных недугах. Умилостивление богов, опасности для души и ее спасение – это заботы далеко не вчерашнего дня. Религии суть психотерапевтические системы в прямом смысле этого слова, системы величайшего размаха. В могучих образах они отражают все обилие психических проблем, выступают признанием и подтверждением наличия души и одновременно раскрывают ее природу. От этого всеобщего основания не отделить ни одну душу; лишь индивидуальное сознание, утратившее связь с психической целостностью, подчиняется иллюзии и верит, будто душа – это крохотная, узкая частичка личности, подходящий предмет для «научного» теоретизирования. Утрата былого восприятия себя – вот величайшее зло невроза; именно поэтому невротик сбивается с пути среди извилистых закоулков сомнительной репутации, ибо тот, кто отрицает великое, должен