Ленин в поезде - Кэтрин Мерридейл

Наконец, – вспоминал Ф. Раскольников, – быстро промчались три ослепительно ярких огня паровоза, а за ним замелькали освещенные окна вагонов – все тише, все медленнее. Поезд остановился, и мы тотчас увидели над толпой рабочих фигуру В. И. Ленина.

Проводник указал рабочим, где найти Ленина, и они бросились в вагон еще до полной остановки поезда. “Высоко поднимая Ильича над своими головами, сестрорецкие рабочие пронесли его в зал вокзала”45. Он был так рад вновь быть на родине, что расцеловался со всеми, даже с Раскольниковым, с которым не был знаком:

Мы все, видевшие Ильича впервые, на равных правах с его старыми партийными друзьями и родственниками целовались с ним, точно давно знали его.

По словам Раскольникова, “он был как-то безоблачно весел, и улыбка ни на одну минуту не сходила с его лица”46. Вскоре появился и Каменев, рука об руку с Зиновьевым. Тем временем почти все прибывшие с Лениным большевики собрались в здании вокзала, и Ленин взобрался на стул, чтобы приветствовать собравшихся импровизированной речью. Он еще бодро что-то говорил, улыбаясь и жмурясь на станционные огни, когда раздался звонок к отправлению поезда на Петроград 47. Все большевики набились в один вагон, все говорили хором, перебивая друг друга. Ленин повернулся к Каменеву: “Что у вас пишется в «Правде»? Мы видели несколько номеров и здорово вас ругали...”48

В этот радостный вечер в вопросе не ощущалось угрозы.

Теперь Ленин мог доверять Каменеву. Его с товарищами не схватят прямо на Финляндском вокзале. Однако масштабов торжественного приема Ленин представить себе не мог. В понедельник пасхальной недели социалисты задействовали все местные партийные организации, включая и те, которым имя Ленина мало что говорило. На Пасху газеты не выходили, но в рабочих районах столицы “сарафанное радио” работало быстрее газет, и скоро тысячи людей знали о возвращении своего нового вождя.

Фабричные комитеты большевиков отправили на вокзал делегатов. Знамена и полотнища с революционными лозунгами были развернуты, подправлены, а некоторые – сделаны заново. Военный оркестр собрался на репетицию – хотя в последние недели они исполняли одну и ту же музыку настолько часто, что репетиции, собственно, были не нужны. После краткого импровизированного митинга в Кронштадте балтийские матросы направили в Петроград отряд почетного караула49.

Исполнительный комитет также был осведомлен о приезде Ленина. Церетели, не желая оказывать поддержку заграничному баламуту, отказался участвовать во встрече на вокзале. Эту обязанность пришлось взять на себя Чхеидзе и Скобелеву, которым не слишком хотелось поздним вечером пасхального понедельника продираться сквозь гигантскую толпу, а потом чинно, словно подружки невесты, восседать в президиуме в зале ожидания Финляндского вокзала. Исполком не возражал против возвращения Ленина и не протестовал против того, что Ленин получил помощь от немцев (хотя это было гораздо более трудным решением). Но Чхеидзе и так уже получил достаточно пинков от Ленина и не хотел получать новых.

К тому же теперь ему было что терять: революция вошла в очень деликатную фазу, отношения с князем Львовым становились все лучше, и появилась надежда на мирные переговоры в Европе. Председатель Петросовета, погруженный в глубокую скорбь о погибшем сыне, в самом мрачном настроении принялся репетировать приветственную речь, а Скобелев, чтобы скоротать время, непрерывно и несмешно шутил.

Не получив официального приглашения, Суханов все же присоединился к встречающим. Потребовалось некоторое время, чтобы добраться до вокзала, а потом проникнуть внутрь. Площадь была запружена толпами народа, солдатами, матросами, автомобилями:

Большевики, умея вообще блеснуть организацией, видимо, готовили самый настоящий триумф 50.

Речь шла о чем-то большем, чем просто встреча группы путешественников. Организаторы в первую очередь стремились затушевать то неприятное впечатление, которое произвел факт согласия Ленина на немецкую помощь. Если раньше буржуазная пресса на все лады обсуждала “германские миллионы” “Правды”, то теперь налицо был живой изменник – русский подданный, который только что воспользовался гостеприимством кайзера. Устроенное большевиками торжество по поводу возвращения своей суперзвезды было их ответом на “дышавшую злобой” (даже с точки зрения Суханова) кампанию в прессе.

Большевики Петрограда превзошли самих себя. На платформе, по словам Суханова,

по всей длине шпалерами стояли люди – в большинстве воинские части, готовые взять “на к-раул”; через платформу на каждом шагу висели стяги, были устроены арки, разубранные красным с золотом; глаза разбегались среди всевозможных приветственных надписей и лозунгов революции, а в конце платформы, куда должен был пристать вагон, расположился оркестр и с цветами стояли кучкой представители центральных организаций большевистской партии.

Даже поздний час организаторы сумели обратить к своей выгоде:

В двух-трех местах из толпы высовывались страшные контуры броневиков. А с боковой улицы двигалось на площадь, пугая и разрезая толпу, неведомое чудовище – прожектор, внезапно бросавший в бездонную, пустую тьму огромные полосы живого города – крыш, многоэтажных домов, столбов, проволок, трамваев и человеческих фигур51.

Ленинский поезд запаздывал, ожидание становилось все более томительным, а тем временем толпа вокруг вокзала прирастала случайными вечерними прохожими. Хотя многие зеваки понятия не имели, кто такой Ленин, было ясно, что на Выборгской стороне назревает историческое событие. Уже около полуночи кто-то заметил фонари надвигающегося локомотива. В этот час никакого другого поезда по расписанию не предполагалось. Оркестр грянул “Марсельезу” (промашка: Ленин предпочитал “Интернационал”), матросский караул вытянулся по стойке смирно. Как не раз отмечал Суханов, большевики всегда были мастерами театральных эффектов.

Поезд подкатил к перрону, заскрипели тормоза, и Ленин шагнул из вагона в облака горького паровозного дыма. Морозный, едкий воздух ударил в легкие после духоты вагона. Одна из женщин – Коллонтай? – протянула ему искусно составленный букет весенних цветов – бессмысленный, с его точки зрения, и совершенно нежелательный в эту минуту объект1. Яркие пятна неприятно слепили: красные флаги, вокзальные фонари, еще цветы, сверкающая медь труб и тромбонов. Где-то в этом необъятном человеческом море взяли на караул матросы Балтийского флота; в своей синей форме и лихих бескозырках эти парни выглядели словно осколки рухнувшей империи. Ленина рассердил этот спектакль с привкусом буржуазной роскоши и высокомерия. Окруженный нимбом паровозного пара, Ленин начал говорить. Он хотел объяснить этим матросам и собственным соратникам, что они ошиблись в своем классовом анализе. Временное правительство, выкрикивал он, всегда будет их обманывать. Потом вождь скорым шагом прошел с перрона прямо в Царские комнаты вокзала.