Вызов - Андрей Валентинов

Поляна замерла. Фрол нехотя поднялся, затравленно поглядев вокруг. Все ждали. Вдруг откуда-то из первых рядов пронеслось: «Фроат… сын Астфана… Фроат».

– Отвечай нам, Фрол, – вновь обратился к нему старик. – Ты стоишь перед Великим Собранием Свободных дхаров!

– Фроат! ~ крикнул кто-то. Собрание зашумело, и через секунду общий крик сотряс лес: – Фроат! Великий Фроат вернулся! Фроат, сын Астфана! Эннор-гэгхэн! Эннор-гэгхэн!

Фрол оглянулся, заметив, что Серж смотрит на него с плохо скрытым испугом. Те, кто был рядом, – «белые» и «черные» дхары – сидели неподвижно, изумленно глядя на Фрола. Они казались растерянными и подавленными тем, что посмели сесть рядом с Вечноживущим Князем. Фрол вдруг вспомнил тех, кого оставил в Столице, перед ним мелькнуло лицо Варфоломея Кирилловича такое, каким он видел его при расставании. Фрол, набрав в грудь побольше воздуха, поднял руку. Сразу же наступила тишина.

– Ты спрашиваешь меня об имени, кна-гэгхэн? – Фрол и не подозревал, что он может говорить так громко. – Моя фамилия Соломатин, зовут Фрол Афанасьевич. Отец – слесарь-сборщик, сейчас на пенсии. Сам я строитель. Сержант запаса… По паспорту – русский…

Секунду-другую все молчали, затем вновь раздался общий крик, но Фроат, сын Астфана, не стал ждать. Он поклонился собранию и, не сказав больше ни слова, зашагал, не оглядываясь, к ближайшим деревьям.

Келюс не помнил, сколько длился его странный сон. Иногда казалось, что он просыпается, Лунин даже ясно видел все окружающее: и почернелые бревна избы, и треснувшую печь с отвалившейся побелкой, и мягкий ночной сумрак, льющийся из окна, – но затем все заволакивал странный дымящийся туман, и Николай краешком сознания понимал, что все это только сон. Раза два он решил, что все-таки проснулся, настолько реальны были его ощущения, но каждый раз что-то подсказывало, что и это лишь сон – или что-либо иное, что не имело названия.

Однажды ему показалось, что он открыл глаза и заметил чью-то фигуру рядом с кроватью. Келюс вспомнил, что никакой кровати в избе нет и он лежит просто на полу, покрытом еловыми ветками, но тут же эта мысль исчезла, поскольку он узнал того, кто сидел рядом. Это был старый Лунин, его дед, на нем был тот самый костюм, в который обрядили его напоследок, – серый, сшитый очень давно по странной моде пятидесятых годов. Дед сидел молча, освещенный бледным, жутковатым, льющимся как бы ниоткуда светом.

– Дед, – прошептал Келюс, или ему показалось, что он шепчет. – У меня бред, да? Ты мне кажешься?

Старик услышал и, ничего не сказав, покачал головой.

– Значит, взаправду, – понял Келюс. – Я умираю, дед?

Старик вновь покачал головой.

– Что ж ты так, Коля? – услышал (или ему показалось, что услышал) Келюс и тут же удивился: покойный дед никогда не называл его так. Он всмотрелся в лицо того, кто сидел на несуществующей кровати, и вдруг с ужасом увидел, что вместо живого лица перед ним страшная мертвая маска.

– Ты не дед, – собрав последние силы, проговорил Лунин – – Уйди!

В ту же секунду все исчезло, перед глазами мелькнул яркий дневной свет, и тут же все тело Николая пронзила боль. Он понял, что все-таки проснулся, по-прежнему лежит на полу, среди раскиданных ветвей, а солнечный луч бьет ему в лицо. Николай отодвинулся, подумал, что надо хотя бы ненадолго встать, и вновь уснул.

Странные видения посещали его еще не раз. Кое-что он забывал сразу, и только на душе оставалось ощущение нечеловеческого ужаса. Он вновь видел деда, но еще более не похожего на себя, страшного и молчаливого. Однажды ему показалось, что в избе заскрипели шаги. Кто-то высокий в старинных остроносых сапогах подошел к тому месту, где лежал Николай, и присел рядом. Келюс почему-то не испугался и попытался подняться. Это удалось с большим трудом, и он подумал, что для сна это слишком реально. Подняв голову, он с удивлением узнал Фрола. На дхаре была серебристая, покрытая блестящими полированными пластинами кольчуга, со спины свисал плащ, заколотый роскошной фибулой с огромным красным камнем, а на широком, покрытом золотыми бляшками поясе висел меч в кожаных ножнах. На голове странного гостя был островерхий шлем.

– Ты Николай? – знакомым голосом, но с каким-то странным акцентом спросил человек в шлеме, и еще более пораженный Келюс сообразил, что лицо Фрола украсила небольшая вьющаяся бородка, да и ростом он стал заметно выше.

– Ну даешь, воин Фроат, – только и мог проговорить Лунин, окончательно уверившись, что это все-таки сон. – Ты что, в три богатыря записался?

– Я не Фроат, – покачал головой гость, – я Гхел. Фроат-гэгхэн не сможет прийти… Может, я могу тебе помочь?

– Вы что – князь Гхел? Ну и сны мне снятся! Вы ведь, кажется, предок Фрола?

Тот, кто называл себя Гхелом, не ответил. Он осторожно провел ладонями перед лицом Николая, точно так же, как это делал когда-то Фрол. Затем покачал головой и задумался.

– Наши лекари не смогут тебе помочь, – наконец произнес он. – Фроат-гэгхэн думает, что тебя защищает твой амулет. Тебе надо встать, Николай…

– Ага, – согласился Келюс, – вот проснусь и встану… Только зачем, бином? Лучше уж так дойду.

– Тебе надо встать, – повторил человек в шлеме. – Вот, возьми.

Он достал цепочку с каким-то небольшим предметом, похожим на колесико со странными изогнутыми зубчиками, и, осторожно приподняв Келюсу голову, надел цепочку на шею.

– А где сейчас Фроат? – поинтересовался Келюс. Странный амулет его не заинтересовал. Слишком часто ему пришлось сталкиваться последнее время с подобной фольклорной мистикой.

Странный гость, так похожий на Фрола, не ответил и, встав молча, направился к двери. Келюс опустил голову и тут же вновь забылся.

Он проснулся утром, когда солнце вновь ударило его по глазам. Николай, чувствуя себя очень слабым, подумал, что хорошо бы что-нибудь перекусить, но тут же понял: есть не сможет. Вспомнив то, что было ночью, он расстегнул ворот рубашки, но никакого амулета не обнаружил; на груди висел только маленький крестик, подаренный Корой.

– Скоро будут чертики, – пробормотал Николай, окончательно убеждаясь, что попросту бредил. Он провел руками по груди и вдруг почувствовал странное жжение. Лунин скосил глаза и вздрогнул: на коже остался глубокий красноватый след. Сомнений быть не могло, это отпечаток виденного им в бреду амулета, странного колесика с изогнутыми зубчиками.

«Приплыли», – подумал Келюс, пытаясь встать, но сил не было. «Посплю еще немного», – решил он, вновь проваливаясь куда-то в темную бездну.

На этот раз сон был тревожен. Он не видел никого, но вокруг слышались стоны, чье-то хриплое дыхание, где-то вдали мерно и жутко бил большой колокол. Николай ощущал приближающуюся опасность, стало страшно, лишь отблеск сознания, говоривший, что это всего лишь сон, заставлял сохранять спокойствие. И вдруг Келюс услышал, как кто-то совсем близко произнес его имя. Он прислушался.