Наездницы - Энтон Дисклофани

Я играла с Деккой, читала ей или пела песни. Не считая моего первого визита, она не спала. По ночам я лежала без сна. Я вставала, когда Бун начинал бросать свои камешки, и будила Сисси, резко тряся ее за плечо. Бун, такой красивый и милый, ждал Сисси в темноте, подобно ловушке, рассчитывая, что она в нее попадется. Я лежала в постели Сисси и слушала, как она на цыпочках крадется к выходу. Она это делала так громко! В эти моменты я ее ненавидела. Я ненавидела и Буна за то, что он заставляет ее вести себя, как воровка.

Я ненавидела девочек из дома Августы за то, что они находят мои визиты в Мастерс странными.

– Ты там просто сидишь? – как-то вечером поинтересовалась Мэри Эбботт, догнав меня по дороге в купальню. – Зачем?

Разве это не было ясно? Ясно до боли? Видимо, не было. Ответ на этот вопрос был известен только мне.

И сейчас я лежала без сна и знала, что мне в эту ночь не уснуть. Мне было жарко. Я сгорала от желания.

«Ты меня любишь?» Я представила себе, как Сисси задает этот вопрос. «Ты меня любишь? Меня?»

«Ты меня любишь?» Он мог бы задать мне этот вопрос.

«Почему ты меня так долго сторонился?»

«Потому что я тебя любил все это время», – ответил бы он. Он положил бы руку мне на грудь, просунув ее под платье. Эти тонкие длинные пальцы внутри меня, касаются меня, нащупывают потайные места… Эти непривычные касания, близость.

О! Я прикусила подушку, и под моими закрытыми веками вспыхнули искры. Если бы это длилось дольше… дольше, дольше. Ах, если бы! Но все всегда кончалось очень быстро.

Я дышала часто и глубоко. Мои руки и ноги безвольно лежали на простынях. Я вытерла влагу между ног носовым платком и оставила его там.

Теперь я могла уснуть. Я закрыла глаза, и мне совершенно не было стыдно. Мистер Холмс. Мистер Холмс. Мистер Холмс. Когда я закрывала глаза, я видела только его.

Дорогая мама,

пальто мне очень понравилось, большое спасибо. Оно такое чудесное, что я не знаю, куда его надевать. Здесь холодно, но красиво. Пожалуй, холод лучше жары. Он не мешает ездить верхом сколько захочется. Ты знала, что я уже снова езжу верхом? Я не знаю, о чем еще написать. Я думаю, писать больше нечего. Холодно, я езжу верхом, и в лагере все по-прежнему. Каждый день, кроме воскресенья, мы делаем одно и то же. И все воскресенья повторяют друг друга, так что все идет своим чередом.

Тебе здесь не понравилось бы. Мне так кажется. Зимой здесь совсем нет зелени, не считая вечнозеленых растений. Но ведь они не в счет? Все умирает, и до весны повсюду один и тот же цвет – белый. Я никогда не видела ничего, кроме красочной и влажной Флориды. Я думала, что это то, что мне нравится больше всего. Но на самом деле оказалось, что я просто не видела ничего, кроме Флориды. Мне хотелось бы увидеть пустыню и Крайний Север. Кто знает, что мне понравится больше всего?

Миссис Холмс была твоей подругой? Я не знала. Я не знала, что у тебя есть подруги. Я бы написала больше, но мы постоянно так заняты, что у меня нет свободного времени. Не беспокойся обо мне. Вообще не думай обо мне.

* * *

– Папа разговаривал по телефону, – сообщила мне Декка. – С мамой.

Я читала ей книгу, которую она очень любила. Книга называлась «Винни Пух». Домработница сказала мне, что Декке нельзя двигаться. Но Декка уже снова стала сама собой, и единственным напоминанием о падении с лошади была повязка, поддерживавшая ее правую руку, чтобы ключица правильно срасталась. Я знала, что в моих посещениях нет особой необходимости. И хотя я говорила себе и всем остальным, что хожу сюда ради Декки, на самом деле я приходила ради себя. Я хотела его видеть.

– Да? – сказала я.

– Да. Папа был сердит.

Я попыталась скрыть удивление. Мистер Холмс должен быть более осмотрительным. Но Декка явно не знала, что означал его гнев.

– Почему он был сердит, Декка?

– Когда вернутся мои сестры? – жалобным тоном спросила она.

Я поняла, что она по ним скучает. Она не понимала, почему их нет. Я понимала. Бун рассказал Сисси, что один мальчик из академии Харрис вернулся в школу с чемоданом, полным денег, которые ему было велено спрятать. Он спрятал их в своем матрасе. Это было так тупо – устраивать там тайник, что я сомневалась, стоит ли верить в правдивость этой истории. Но банки и в самом деле разорялись, и мы все это знали. Дядя одной из девочек был управляющим Первого Национального банка в Шарлотте, который закрылся в минувшем декабре. Все же у родителей того мальчика деньги были, в конце концов, он учился в Харрисе, а не работал где-нибудь в шахте. Но его отец не знал, как поступить с этими деньгами, как их сохранить.

В мире было предостаточно денег, чтобы мы все могли находиться в Йонахлосси, ездить на наших лошадях и носить нашу белую одежду. Я спрашивала себя, держит ли мама деньги, вырученные от продажи цитрусовых, в банке. Наверняка это так и было. Я и представить себе не могла маму, прячущую деньги в мебели или среди своих вещей. Но я поняла, что на самом деле я этого не знаю. Мне совершенно ничего не было известно о финансовых делах моей семьи. И я никогда этого не знала. Сколько я себя помнила, мы всегда жили на доходы от продажи цитрусовых. Невозможно было представить себе Атвеллов без их апельсинов. Теперь я поняла, что они дают нам некоторое преимущество, возможность чувствовать себя лучше тех, кто не располагает средствами, поступающими из весьма экзотического источника.

Мама ни за что не использовала бы слово «лучше». Мы просто были не такими, как все. Мы были уникальными.

– Теа?

Я перевела взгляд на Декку, которая с любопытством меня разглядывала.

– Они скоро вернутся, – успокоила ее я.

Я ненавидела себя за столь неопределенный ответ, но что еще я могла ей сказать?

Мистер Холмс сердился, разговаривая по телефону. Я пожертвовала бы левой рукой за возможность узнать, что его рассердило. Но Декка была слишком мала, она могла что-то напутать или неправильно понять. Возможно, мистер Холмс был огорчен, а не рассержен.

«Интересно, что она помнит о том случае?» – подумала я. К счастью, она была слишком юной, чтобы осознавать степень вины Рэчел в том, что произошло.

Декка взяла в руки куклу. Волос у нее на голове явно не хватало, одежда была покрыта пятнами. Должно быть, сначала она принадлежала Сарабет, потом Рэчел и только после этого досталась Декке. Мне никогда и ничем не приходилось делиться с Сэмом. Я не увлекалась куклами, но они у меня все равно были. С полдюжины кукол, не меньше.

Декка что-то шептала кукле. Я попыталась вслушаться, но вдруг мне стало стыдно, и я отпрянула. Шестнадцатилетняя девушка хочет знать, что бормочет шестилетний ребенок! Я не имела права лишать Декку ее секретов.

Если бы наша жизнь не была такой безмятежной, если бы мы не располагали мамиными деньгами… Столько «если»! Но я никогда не задумывалась над подобным вариантом. В этом случае отцу пришлось бы жить в городе, где было больше пациентов, способных оплатить лечение. Мама не смогла бы держаться сама и держать нас в стороне от остального мира. Мы могли бы жить в нескольких часах езды от Гейнсвилла. Мы могли бы встречаться с нашими родственниками только раз в год, на Рождество.