Битвы третьего рейха. Воспоминания высших чинов генералитета нацистской Германии - Бэзил Генри Лиддел Гарт

Основная причина поражения немецкой армии заключалась в том, что ее силы были бездарно растрачены бесполезным сопротивлением в ненужном месте и в неудобное время, а также бесплодными попытками захватить невозможное. В нашей кампании отсутствовала стратегия».

Генерал Дитмар, наблюдавший за развитием событий со стороны, а значит, имевший возможность делать более общие выводы, добавил к сказанному много интересных замечаний. Являясь военным обозревателем, он демонстрировал в своих передачах удивительную объективность, по-моему, в этом с ним не смог сравниться больше никто. К тому же ему приходилось освещать происходящие события в условиях жестоких ограничений и подвергаясь большей опасности, чем все без исключения обозреватели союзников. На мой вопрос, почему он не боялся говорить столь открыто, он ответил, что мог вести себя подобным образом благодаря позиции Фриче, руководившего радиопропагандой. Только он видел текст передач до их выхода в эфир. Дитмар считал, что Фриче довольно рано лишился иллюзий, связанных с нацизмом, и был рад дать шанс своему коллеге-журналисту высказать то, что он втайне чувствует. Конечно, без негативной реакции не обходилось, но Фриче всегда старался прикрыть Дитмара. «Я постоянно чувствовал, что иду по натянутому канату с петлей на шее».

Мой следующий вопрос, считает ли Дитмар, что стратегия подвижной обороны могла измотать русских, заставил генерала задуматься. После недолгих размышлений он ответил: «Я верю, что да. Преимущества подвижной обороны были совершенно очевидны, однако наши военные деятели не могли использовать их должным образом из-за возражений Гитлера. Генеральному штабу не было дозволено отдавать приказы о сооружении линий обороны в тылу и даже обсуждать варианты развития событий, связанные с отступлением. Тем не менее в 1943 году генералам удалось втайне провести кое-какую подготовительную работу, передавая свои инструкции на специальных листовках. Эти листовки распространялись в армиях, но в них ничто не указывало на то, что они идут из Генерального штаба».

Я спросил Дитмара, пытались ли немцы предпринять стратегическое отступление до начала наступления русских армий летом 1943 года или зимой 1945 года. Он ответил: «Нет. Наши отступления всегда являлись результатом прорыва вражеских армий – такова была стратегия, навязанная Гитлером. Некоторые из командиров низшего звена проявляли решительность и, несмотря на наличие приказа, обязывающего удерживать свои позиции любой ценой, отводили своих людей в более безопасное место. Однако подавляющее большинство считали необходимым строго выполнять приказы, в результате чего их войска попадали в окружение и в плен. В каждом случае причиной катастрофы становилась фундаментальная ошибка, заключающаяся в жесткой оборонительной стратегии. Примером наиболее масштабной катастрофы может служить та, что постигла наши армии, когда русские в январе 1945 года начали наступление от берегов Вислы. Резервы, которые были предварительно стянуты, чтобы противостоять этому удару, в решающий момент были отправлены на помощь войскам в Будапеште». Речь шла о трех отлично вооруженных танковых дивизиях.

«Политика любой ценой удерживать определенные территории постоянно ухудшала наше положение. Каждая попытка «зацементировать» брешь в линии фронта систематически вызывала появление новых. Это и привело нас к роковому финалу».

Довольно интересными и поучительными были впечатления немецких генералов о Красной армии. Наиболее подходящим в этой связи представляется высказывание Клейста: «Эти люди с самого начала были первоклассными бойцами, и нашим успехом мы обязаны только большому опыту. Приобретя опыт, они стали первоклассными солдатами. Они сражались яростно, имели потрясающую выносливость и могли обходиться без множества вещей, которые солдаты других армий посчитали бы жизненно необходимыми. Их командиры моментально усвоили уроки первых поражений и в короткий срок стали действовать на удивление эффективно».

Некоторые генералы не были согласны с такой высокой оценкой качеств противника и утверждали, что русская пехота до самого конца войны оставалась на крайне низком уровне, как в тактическом, так и в техническом отношении. Но тот факт, что танковые силы русских были грозными и внушительными, не отрицал никто. Я заметил, что наиболее критичными были генералы, находившиеся на Северном фронте, – очевидно, это означало, что элитные части русской армии воевали на юге. С другой стороны, партизаны проявляли наибольшую активность именно в северной части фронта, вынудив немцев в 1944 году отказаться от пользования почти всеми магистральными дорогами, за исключением некоторых. Типпельскирх, 4-я армия которого в результате летнего наступления русских оказалась отрезанной на Днепре, сказал, что ему удалось оторваться, совершив обходной маневр в южном направлении к болотам Припяти, поскольку главное направление отступления на Минск было блокировано. Причем его армия двигалась по дорогам, уже давно не использовавшимся из-за партизанской войны. «Все мосты на моем пути были уничтожены, и в процессе отступления нам пришлось их восстанавливать».

Рассказывая о своем четырехлетнем пребывании на Восточном фронте, он отметил: «Наши пехотинцы утратили страх перед русской пехотой в 1941 году, но боялись попасть в плен и отправиться в Сибирь, если не хуже. Этот страх заставлял их сопротивляться более ожесточенно, во всяком случае в первое время. В дальнейшем ситуация изменилась, особенно когда солдаты были вынуждены исполнять приказ фюрера и любой ценой удерживаться на передовых позициях, где их неминуемо ждало окружение и плен».

Я поинтересовался мнением Рундштедта относительно сильных и слабых сторон Красной армии, какой она была в 1941 году. Он ответил следующее: «Русские тяжелые танки с самого начала отличались удивительно высоким качеством и надежностью. Но у русских оказалось меньше артиллерии, чем мы ожидали. Их авиация в первое время тоже не была для нас серьезным противником».

Говоря о русском оружии, Клейст отметил: «Их оборудование было очень хорошим с первых дней, в первую очередь я имею в виду танки. Артиллерия тоже оказалась превосходной, так же как и вооружение пехоты – у них были более современные, чем у нас, винтовки и автоматы. А танк «Т-34» был лучшим в мире!» Мантейфель тоже считал, что русские ушли вперед в области танкостроения, а новый танк «Сталин», появившийся в 1944 году, мы считали лучшим из всех когда-либо существовавших. Британские эксперты критиковали русские танки за недостаток современных устройств и технических новинок, чрезвычайно полезных в любых ситуациях, в первую очередь приборов связи. Но немецкие танковые эксперты считали, что англичане и американцы слишком много внимания уделяют мелким усовершенствованиям в ущерб эксплуатационной надежности.

В части вооружения Клейст считал, что хуже всего дела Красной армии обстояли в 1942 году. Они еще не успели компенсировать потери 1941 года, поэтому в течение всего года постоянно испытывали недостаток артиллерии. Чтобы восполнить его, им приходилось использовать минометы, доставляемые на грузовиках. Но начиная с 1943 года ситуация явно изменилась. Большую роль здесь сыграли поставки союзников, но основная заслуга, безусловно, принадлежит работавшим на полную мощь заводам и фабрикам на востоке. Почти все используемые в Красной армии танки были русскими.