Цветы к сентябрю - Николай Станишевский

За столом сидело трое мужчин, но отца среди них не было. Я почувствовала себя неуютно.

— Здравствуйте, — произнёс один из мужчин, в очках, с профессорской бородкой клинышком. По-видимому, он был здесь главным. — Присаживайтесь.

— Здравствуйте, — я покорно опустилась на стул.

— Как вы себя чувствуете? — обратился ко мне второй, помоложе.

— Спасибо, — я попыталась изобразить лёгкую улыбку. — У меня всё хорошо.

— Это — хорошо, когда всё хорошо, — как-то странно сказал третий.

В кабинете воцарилась тишина. Только было слышно, как за моей спиной негодующе сопит Полли.

— Мы просмотрели вашу историю болезни, — сказал «главный». -Проанализировали также назначенный курс лечения и ваше дальнейшее поведение и самочувствие. Результаты, скажем прямо, неутешительные.

— Почему? — я почувствовала, как пересохло в горле. — Я чувствую себя неплохо…

— Это вам только кажется, — мягко сказал «третий». — По большому счёту, память к вам так и не вернулась.

— Неправда! — у меня вспыхнули щеки. — Я очень многое вспомнила за этот год, практически все! Это и мой папа может подтвердить. Но… но… почему-то сегодня его здесь… нет…

— Ваш отец сделал очень многое для клиники, — слегка улыбнулся «второй». — Мы это очень ценим. Но, в первую очередь, мы заботимся о вашем здоровье…

— Благодарю, — я устало кивнула.

— Больная поступила к нам с явными признаками амнезии, — авторитетно заявил «главный». — О своём прошлом она не помнила равным счётом ничего. Постоянно забывала то, что происходило накануне. Правда, в последнее время память начала укрепляться, события предыдущего дня, так сказать, перестали забываться. Типичный антикорсаковский синдром. Но это уже лучше.

Он сделал паузу и выжидающе на меня посмотрел. Я почувствовала некоторое облегчение.

— Однако, в последнее время, — «главный» зачем-то понизил голос почти до шёпота, — нашу больную начали преследовать непонятные видения. Она стала утверждать, что видит фрагменты своей прошлой жизни, например, бывший дом, бывший автомобиль, бывших родственников…

«Откуда он всё знает? — тоскливо подумала я, но тут же сообразила, — ах, да, по неосторожности я вела задушевные беседы с Полли…».

— Также больная начала слышать голоса людей, с которыми, якобы, она ранее проживала, — продолжал «главный». — Наблюдение показало, что у неё снова началось нарушение мышления, временами пропадает способность думать, потом опять появляется; наметилась склонность к символизму. Когда же, наоборот, возникают размышления, они, так сказать, глубоки и обильны. Можно сказать, их целый «наплыв». Ментизм, господа…

Остальные двое понимающе кивнули.

— Далее, — «главный» снял очки, и устало потёр переносицу. — Есть все основания полагать, что эти явления были своеобразным отрывом от реальности, погружением в мир собственных переживаний. Но это уже признаки аутизма. Что, сами понимаете, гораздо серьёзнее…

— Шизофрения! — неожиданно буркнул «третий».

— Простите, — я, наконец, осмелилась открыть рот. — Я вас не совсем понимаю… Вы что, хотите признать меня шизофреничкой?

— Боже упаси, — «главный» поднял руки вверх, театрально протестуя. — Мы не хотим вас никем признавать. Сейчас мы говорим о том, что уже имеет место.

— То есть? — я почувствовала, как закружилась голова. — Иными словами вы хотите сказать, что я по-прежнему больна?

— Именно, — печально кивнул «главный». — Причём, состояние вашего здоровья намного хуже, чем было, когда вы к нам поступили. По крайней мере, у вас тогда не наблюдалось псевдогаллюцинаций.

— Подождите, — неожиданно мне стало холодно. — Вы что же, меня отсюда не выпустите?

— Увы! — «главный» развёл руки в стороны. — Мы просто не имеем права этого сделать. Не позволяет врачебный этикет и клятва, которую мы когда-то давали…

— А где мой отец? — презрительно прищурилась я. — Почему я его здесь не вижу?

— Нам это неизвестно, — пожал плечами «второй». — К сожалению, он не докладывается…

— Я требую, чтобы ваш консилиум проходил в его присутствии! — заявила я.

— Зачем? — «главный» снова водрузил на нос очки, и устало на меня посмотрел. — Его присутствие ровным счётом ничего не изменит.

— Изменит! — я упрямо продолжала гнуть своё.

— Нет, — голос «главного» стал совсем тихим и до боли напомнил голос отца. — Поверьте, дорогуша, оно вовсе необязательно. Вы — совершеннолетняя и можете общаться с нами без представителя.

— Но он знает… — я в растерянности потёрла виски. — Он знает, что у меня значительные улучшения… да что там улучшения — я практически здорова! Он приходил ко мне каждый день…

— Как ваши приступы? — неожиданно вмешался «третий».

— Что? — я сначала не поняла вопроса. — Ах, приступы! С ними все в порядке. То есть, я не это хотела сказать — их уже давно нет.

— Неправда! — «третий» укоризненно склонил голову набок. — Неделю назад у вас наблюдалось нечто подобное.

— Ложь! — почти, что выкрикнула я.

— Тише, — поморщился «главный». — Мы не глухие, мисс.

— Зачем… — прошептала я. — Зачем вы мне всё это говорите? Вы же знаете, что оно не соответствует действительности… Почему вы себя так ведёте? К чему разыгрывать этот театр?

— Стандартный параноидальный бред, — высказался «второй». -Слишком много вопросов с подтекстом. Она думает, что мы умышленно хотим сделать ей плохо.

— А разве не так? — я почувствовала, как во мне закипает ярость. — Почему вы думаете, что если вы — не глухие, то я должна быть слепой? Я что, ничего не вижу?

— Вы ничего не видите, — твёрдо сказал «главный». — И хватит полемизировать на эту тему. Заседание окончено. Мы считаем необходимым продолжить ваш курс лечения.

Он тяжело вздохнул и с рассеянным видом начал собирать какие-то бумаги.

— Нет! — что было сил, выкрикнула я. — Вы не имеете права! Я требую, чтобы мой отец немедленно появился здесь!

— Перестаньте, — «главный» снова поморщился. — Это вы никакого права не имеете. Вы — обычная больная и ничем не отличаетесь от остальных пациентов. Мы здесь решаем, что для вас лучше.

— Сволочь! — взвизгнула я. — Какая же ты сволочь! Сколько тебе заплатили за то, чтобы ты мне отказал? И кто тебе заплатил? Мой отец?

— Полли! — «главный» повысил голос. — Уведите, пожалуйста, больную. У неё снова начинается мания подозрительности, ей нельзя волноваться!

— Гад! — я вскочила со стула и бросилась к нему. — Скотина! Хочешь лишить меня того, что и так уже отобрали? Не получится!

Я прыгнула на стол и вцепилась ему в волосы. Мельком я заметила, как он побледнел, как вспыхнул страх в глазах, которые стали беззащитными после того, как очки слетели с носа.