Стекло и дерево - Сергей Буянов

– Вы хотите что сказать?

– Вирго.

– Чего, чего?

– Девственница.

– Как? – не доходило до Липутиной.

– А вот так! – Эвелина схватила мать сзади за волосы и, что есть силы, стукнула головой об стол, затем ещё раз. – Я девственница! Понятно?

Акушерка подумала, что происходит что-то неправильное. Она неожиданно, при её комплекции, резво вскочила и заорала:

– Йй-э-э! Беспорядок делаете!

Гульнара Мухтаровна попыталась вмешаться, обхватив пациентку сзади, но тут же получила болезненный удар в подложечную область. Эвелина стукнула её острым локтем. Акушерка, в панике, схватив в охапку Карину Львовну, колобком выкатилась из кабинета, попутно вытолкнув оцепеневшую докторшу. После этого, Гульнара Мухтаровна, бешено вращая глазами, закрыла двери на два оборота, до отказа, повернув ключ.

– Гуля, беги, звони, вызывай спецбригаду! – пришла в себя Петрова.

– Что происходит? – Карина Львовна поправила испорченную причёску.

– Ваша дочь больна, и ей необходима помощь, – Петрова поспешила в соседний кабинет.

В подтверждение слов докторши из кабинета раздались звуки погрома. Петрова прибавила шаг, за ней засеменила Карина Львовна.

– Как больна? Вы же сказали, что здорова?

– Гинекологически здорова, – отмахнулась Петрова, – но не психически!

– Она просто капризничает!

Любовь Борисовна странно посмотрела на Липутину. Ба! Да и мамаше нужна «психонеотложка»!

– Алло! Алло!!!! – панически орала в трубку акушерка.

– Дай сюда! – врачиха вырвала трубку. – Алло?

– Перестаньте кричать, успокойтесь и скажите все по порядку, – вежливо предложил дежурный.

– Необходима бригада! – приказала Петрова и продиктовала адрес.

– Кто вы?

– Я же сказала адрес! Что за баранов там сажают на телефон?! Острый психоз! Немедленно, бригаду сюда! Она разрушит весь мой кабинет!

Карина Львовна никак не могла взять в толк, почему так нервничают медработники? Что такого, страшного, произошло?

Ну, нервный срыв, ну пройдёт. Да, Карина Львовна виновата, заподозрила дочь. Лина всё поймёт и успокоится. Карина Львовна, сумеет всё объяснить.

– Назовите, пожалуйста, свою фамилию, – пропустили мимо ушей все оскорбления дежурные неотложки.

– Я сказала, машину сюда, немедленно! С тобой говорит ка эм эн – Петрова! Записал? Двигайся пошустрее, или этот день станет своим последним на работе!

– Бригада выехала, – отрапортовали издалека.

– Карина Львовна, как так получилось?

– Я уезжала на время, а она вела, себя как беременная. Ну вот, так и получилось.

– Вы хоть соображаете, какую психическую травму нанесли дочери?

– Это пройдёт?

– Спросите у специалистов.

– Каких?

– У психиатров, разумеется!

– Так её положат в психушку?

– Не задавайте глупых вопросов.

Гульнара Мухтаровна вновь вытянула ладонь.

– За ущерб кабинету, – просяще сказала акушерка.

– Какой ещё ущерб?

– Любовь Борисовна! Она разбила мою вазу, я слышала!

– Как ты можешь, в такой момент, об этом говорить? – возмутилась Петрова.

– Так ведь, моя ваза! – акушерка вновь сунула жирную ладошку под нос Карине Львовне, та ничего не соображала, ничего не слышала. Известие поразило Карину Львовну до глубины души. Этого не может быть! Просто не может быть! Это быстро всё пройдёт. Докторша, хоть и ка эм эн, а ничего не соображает! Настоящие специалисты посмотрят дочку, дадут ей успокоительного, и всё станет хорошо.

– Закрой рот и выйди! – рявкнула Петрова на акушерку. Гульнара Мухтаровна упрямо стояла на месте, переминаясь с ноги на ногу.

– Во-о-он!

Акушерка вздрогнула и выскочила из кабинета.

Бригада прибыла довольно быстро. Спецсанитары раскрыли двери кабинета. Им было безразлично, что тут произошло несколько минут назад. Перевёрнутые столы, разорванные в клочья плакаты, осколки неоплаченной вазы, изорванные и залитые водой журналы медицинской документации и даже опрокинутое гинекологическое кресло, – всё это было привычным для санитаров психбольницы. Огромные жлобы зычно приказали всем остаться в коридоре, не взирая на белые халаты присутствующих. Они мгновенно скрутили Орлеанскую деву и уволокли в машину. Карина Львовна хотела поехать с ними.

– Не положено! – рявкнул санитар и захлопнул перед её носом дверцы машины.

Она подбежала к кабине и бешено заколотила в стекло дверцы водителя.

– Ну? – не понял шофёр. Сумасшедшая, что ли, вырвалась?

– Куда вы везёте мою дочь?

– В психушку! Куда ещё?!

– А почему меня не взяли?

– Садитесь в кабину! – пригласил водитель, но тут же спохватился.

– А вы кто?

– Я же мать её!

– Садитесь.

Санмобиль, выпустив облачко дыма, рванул с места и исчез за поворотом.

Словно машина времени, он пересёк какую-то черту, за которой начиналась совершенно иная жизнь.

– Рим Николаевич, её в «нулёвку»? – спросили санитары.

– Погодите пока, – попридержал их Рим и обратился к Карине Львовне: – Что произошло?

– Она начала все крушить, всех бить и… вообще.

– Она при этом что-нибудь говорила?

– Не знаю, – всё вылетело из головы Липутиной.

– В спецпалату! – распорядился Рим.

– А Сажин?

– Выписать сегодня же! Пусть побудет в коридоре несколько минут.

Эвелину отвели в палату.

– Доктор, сколько она у вас пробудет?

– Мы её госпитализировали.

– А что с ней?

– Пока не могу сказать. Вот, если бы вы мне помогли.

– Я конечно, конечно, чем могу, – с готовностью согласилась Карина Львовна.

– От вас потребуется вспомнить всё, что предшествовало срыву.

Карина Львовна начала сбивчиво рассказывать. Липутиной казалось, что несёт она какую-то околесицу, доктор кивал в ответ и задавал наводящие вопросы. Липутина вконец запуталась и, по существу, ничего путного не сказала. Вдруг она вспомнила!

– Она сказала, что у неё задержка месячных – двадцать два месяца, что её зовут Жанна, что она девственница, так оно и оказалось, кстати. А ещё она спрашивала меня какую-то чушь.

– Что именно?