Стекло и дерево - Сергей Буянов

Сажин протянул руку навстречу и промахнулся. Алик собрался с силами и сделал новую попытку – на этот раз он нарочито медленно повёл рукой к ручке, почти достал и… плавно обогнул её со стороны. Тогда Рим вложил ручку в ладонь Алику. Тот вычурно вывернул кисть и рассмеялся.

– Гнётся! – сообщил он доктору и отшвырнул ручку в сторону.

– Что?

– Она плавится под пальцами! И вообще, почему всё едет?

– Что едет?

– Всё вокруг – едет и плывёт, – Алик упал со стула. – Ну вот, я же говорил! И стул изогнулся подо мною.

Рим помог пациенту встать на ноги. Алик изогнулся, как шахматный конь и застыл, больше он ничего не говорил.

Рим распорядился отвести больного в отделение.

Спустя полчаса, бесполезно затраченных на Эвелину, Рим вновь вернулся к Алику. Тому стало полегче, его состояние (прав Сажа!) совсем не походило на ломку. Организм больного находился под воздействием наркотика. Что-то настораживало Рима, интуитивным чутьём он полагал, что это не результат наркотического опьянения. Рим попытался испробовать свою методику.

…всё вокруг изгибалось, плавилось, извивалось, капало на пол и преобразовывалось в немыслимые фигуры. Кто-то угрожал, кто-то помогал – всё настолько перетусовалось, что распознать ничего не представлялось возможным.

Отсутствовала логическая канва! Рим обозначил в диагнозе наркотическое опьянение и, под вопросом, замысловатый шифр, ясный только врачам психиатрам. Закончив оформление истории болезни, Рим направил больного в нулёвку.

Палата под номером «О» постоянно освещается, находится под неусыпным контролем медперсонала и охранников. Больные там лежат абсолютно голыми, многие жёстко фиксированы, многие под системой. Самое важное – чтобы никто не приходил в сознание. Иначе реакция может стать непредсказуемой, а события – неуправляемыми. Только сняв острые проявления психотического возбуждения, врачи переводят пациентов в другие палаты, с обычными номерами. Это происходит только тогда, когда больной, загруженный психотропными препаратами, не может совершить опасных поступков. Из нулевки никто не убегает.

Вернувшись в ординаторскую женского отделения, Рим понял, что за этот день вымотался окончательно. Он упал навзничь и заснул.

Но не все спали в эту ночь.

Карина Львовна обзвонила всех знакомых, говорила с ними ни о чём, сама не зная, зачем. Вероятно, ей захотелось общения и стало страшно. По-настоящему страшно, Липутина считала, себя осведомлённой об этом заведении, куда положили Лину.

Печальная известность психушек давила на каждого человека. Большей частью там лежали, конечно же, всякого рода диссиденты – абсолютно здоровые люди, превращающиеся после выписки в зомби. Врачи психиатры отпугивали своей специализацией и сами слыли дураками. Наверное, кто-то там лежит и из психов: наполеонов разных, Александров Македонских и так далее. Немудрено свихнуться от общения с дураками. Что же теперь будет с Эвелиной? Неужели нельзя было дать ей какую-нибудь таблетку? Она бы сразу успокоилась, и всё бы стало нормально! Так нет же, положили! Что у них там, план горит что ли? Карина Львовна не могла понять: почему она не возмутилась там, в психушке? При воспоминании о больнице, в нос ей шибанул спёртый воздух с горькой кислотой. Этот запах обволакивал тело, сжимал душу, нивелировал все эмоции. Угнетающая обстановка психиатрического стационара попросту убивала личность, поэтому она не сумела дать отпор врачу. А ведь доктор ещё совсем молод, сопляк! Что он может сделать доброго? Он же ничего не смыслит в своей профессии! Надо проработать лет десять-пятнадцать, как минимум, чтобы хоть что-то начать соображать! А может быть, всё к лучшему? Если он молодой и ничего не соображает, то у него и меньше амбиций? Тогда хоть вреда от него станет меньше. Ведь никакой молодой самостоятельно не станет экспериментировать. Карина Львовна это прекрасно знала из своей практики.

А может быть, всё образуется? Завтра же Лину посмотрит профессор, обязательно посмотрит (это уж Липутина берёт на себя) и отпустит её домой?

Скорее всего, так и будет. Карина Львовна выпила таблетку, предложенную врачом. Через несколько минут все тревоги остались позади, словно и не с нею всё произошло, будто бы и не было этого кошмара. Она успокоилась и решила, что так и будет: завтра профессор отпустит Лину. А вот её, после этого стоит наказать. Как можно, поднять руку на мать? Пусть мать тысячу раз неправа, ну и что?

Под действием неведомой таблетки Карина Львовна обрела душевное равновесие. Страх куда-то отступил, и тревога исчезла без следа. Не смотря на это, Карина Львовна так и не смогла заснуть.

Алина весь вечер проболтала по телефону с подругой, сообщая ей радостную весть о примирении с начальницей, о перспективе карьеры, о грядущем замужестве. Она хотела еще долго говорить, но подруга прервала разговор, извинившись, – у неё что-то стояло на плите.

Кудрина немного просидела в тишине, снова зазвонил телефон. Теперь это была Карина Львовна, она что-то спрашивала про Алика. Алина честно призналась, что никакого Алика не знает. Тогда Липутина принялась расспрашивать про Эвелину. Кудрина тоже не сказала ничего понятного. Погуляли, встретили Новый год, всё хорошо. Никто не приставал к Эвелине. Они вместе пришли, вместе и ушли.

Когда? Разумеется, под утро, согласно традиции.

Затем вновь позвонила подруга, и разговор возобновился. Теперь она сообщала о чём-то, безусловно, очень важном.

И Владимира оторвал от работы звонок телефона. Кто только выдумал это чудо-изобретение? Кажется, Белл? Вот бы этому Беллу, да по башке телефонным аппаратом! Владимир недовольно поднял трубку.

– Да.

– Вольдемар! – радостно приветствовала Вика.

– Вика?! Привет! С Новым годом! Как вы отдохнули?

– Спасибо! И тебя с Новым годом! А про отдых и не спрашивай! Какой там отдых? Покой нам только снится!

– А что, собственно, – Владимир не знал, как сформулировать вопрос.

– Надо? – помогла Вика. – Да, надо кое-что. Я тебя сильно отвлекаю?

– Уже отвлекла.

– Тогда, будь добр, удели мне несколько минут!

Владимир расслабился и приготовился слушать. Предложение Вики ошарашило его. Оно явилось полной неожиданностью и казалось безумной удачей! Он просто не мог поверить, что нечто подобное может происходить с ним.

А что, собственно, такого сногсшибательного сообщила Вика? Да ничего. То же самое, о чём Владимир сам, где-то в глубине души, думал, на что призрачно надеялся.

– Ты особо-то не восторгайся! – попридержала собеседника Вика.

– Это всего лишь прожект! А зачем я тебе сообщаю, спросишь? Сама не знаю, но тебе надо подсуетиться. Иначе, нам удачи не видать!

– К какому времени необходимо все подготовить?

– Согласуешь с Римом, а пока молчи и работай! Я позвоню, где-нибудь, дня через три!