Песенка в шесть пенсов и карман пшеницы - Арчибальд Кронин

– Виски! – провозгласила она, наслаждаясь эффектом от этого всемогущего слова. – Беспошлинное виски. Бочки и бочки виски, все растаможенные, в которых он дозревает и дозревает и становится все дороже и дороже. Ты и об этом узнаешь, мой мальчик, когда у нас будет следующий бутылочный день.

Я ошеломленно посмотрел на нее – все мои представления о Лео объял туман изумления и неизвестности. Что я должен был подумать о собственном дяде, который столь возмутительно богат, но голодает сам и держит меня на гороховой болтанке? Я не осмеливался прояснить этот вопрос из страха дальнейших откровений.

Когда обед закончился и миссис Тобин отказалась от моего притворного предложения помочь ей вымыть посуду, я грустно спустился в магазин, чтобы быть там, когда вернется Лео.

Он появился ровно в два, – казалось, ему понравилось, что я нахожусь при исполнении своих обязанностей, он даже зашел так далеко, что в сдержанных выражениях поздравил меня с тем, как я подготовил письма. Затем он снял пиджак и надел жилет с черными рукавами из шерсти альпака, а затем, все еще в шляпе-котелке, которую он редко снимал даже дома, уединился в своем кабинете, где некоторое время занимался бухгалтерскими, в твердых переплетах книгами. Но они были возвращены обратно в сейф, когда начали прибывать его клиенты. Что поразило меня, так это количество бедных женщин, некоторые были укутаны в платки – верный признак обитателей трущоб. Они пришли за тем, что называлось «обрезками» и что, как я вскоре понял, означало оставшиеся куски материи, недостаточной длины для нормального шитья. Некоторые из женщин были явно жилицами моего дяди, потому что они называли его Лео, но, несмотря на панибратские упрашивания, обычно предваряемые восклицанием: «Ах, Лео, ради бога…», он оставался неизменно вежливым, просто указывая на одну из каталожных карточек с номерами, прикрепленных к демонстрационным столам, где было написано: «На этот дом кредит НЕ распространяется».

Однако в оправдание Лео можно сказать, что, когда они покупали необходимое, он любезно дарил им экземпляр «Домашней портнихи» Уэлдона[95], со штампом «Бесплатный образец» на обратной стороне. Но в основном его клиентами были дешевые портные-частники, занятые в мелком бизнесе, некоторые из них были иностранцами, а многие прочие по преимуществу евреями. Мистер Моррис Шапиро, которому выпала честь сшить мне костюм и который явился на склад к концу дня, несомненно, был из этой категории. Тщедушный, похожий на мертвеца, болезненный человечек, с бледным лицом, огромными темными глазами и полоской черных волос, прилипших к желтоватому черепу, он был полон по отношению к Лео подобострастия, выражавшегося в трепетных жестах мучительного заискивания.

Тем не менее он, казалось, подтвердил некоторые мои опасения, когда ему был представлен выбранный материал. Он посмотрел на него, пощупал, посмотрел на меня, потом на Лео:

– Это нравится юному джентльмену?

Я так и не решился ответить, предоставив Лео возможность утвердительно кивнуть с непреклонным видом.

– Не ярковата?

– Нет.

Мистер Шапиро заколебался, затем, вытащив нить из полотна, достал коробок, чиркнул спичкой, поджег нить и поднес обугленный кончик к носу. Затем он снова посмотрел на Лео.

– Не шерсть, – сказал он.

– Возможно, – крайне холодно сказал Лео, отворачиваясь. – Но будет носиться.

– И прекрасно сошьется, – поспешно согласился мистер Шапиро. – Носи себе на здоровье.

Сняв с меня мерки, он свернул ткань и сунул под мышку. Затем, перед тем как убежать, пугливо покосился в сторону Лео и, прикрыв рот ладонью, буквально прошипел мне в ухо:

– Он много лет пытался избавиться от этого куска.

Хотя Лео, возможно, ничего не слышал, я почувствовал, что по какой-то неизвестной мне причине произошедшее расстроило его. Он зашагал туда-сюда, время от времени поглядывая на меня, как будто собирался вернуться к данной теме. Но в конце концов он этого не сделал. Когда стемнело и я спросил, не зажечь ли газовую лампу, он покачал головой. Посмотрев на свои часы, что опять означало его немедленное отбытие, он шагнул ко мне и положил руку на мое плечо:

– Ты мой племянник, мальчик, ты же знаешь, что я хочу наставить тебя на правильный путь. Для первого дня ты хорошо поработал, и мы посмотрим, как ты дальше будешь справляться. Но всегда помни, что деньги здесь трудно достаются. – Он одобрительно похлопал меня по плечу. – А сейчас мне надо встретиться с одним человеком. Пора закрываться.

Он запер дверь ключом из своей связки и быстро спустился по лестнице, я же медленно направился к миссис Тобин. Это был странный, ни на что не похожий день, и голова моя шла кругом.

В последующие недели стало очевидным, что мой дядя рассчитывал полностью занять меня работой, и, поскольку нам приходилось часто заниматься одним и тем же, у меня было достаточно возможностей наблюдать за этим действительно необычным человеком.

Утром, по его поручению, я писал бо́льшую часть его писем. В офисе, конечно, не было пишущей машинки: машинопись не отвечала вкусам Лео. Более того, несмотря на разнообразие деловых интересов дяди, его переписка была относительно скромной, поскольку основная часть его дел велась благодаря устным договоренностям. Даже когда дядя писал письма, он избегал почтовых отправлений. Его послания доставлял я. Когда у меня не было такого рода утренних поручений, я дежурил в демонстрационном зале, с мерной дюймовой лентой через плечо и карандашом за ухом. Теперь мне позволялось продавать товар случайным клиентам, которые приходили в неурочное время, при условии, что они тут же расплачиваются наличными. Но самым интересным были мои, в компании с Лео, походы.

Почему он брал меня с собой? Хотя он и использовал меня в своих собственных интересах, я полагаю, что остаточные искорки совести, память о ранних годах собственного выживания или, возможно, невольное чувство долга перед моей матерью побуждали его преподать мне какие-то основы коммерческой деятельности или «искусства» бизнеса, как он это понимал. Таким образом, освободив меня от сбора арендной платы, которой занимались Энни и он сам, он дал мне возможность посещать вместе с ним все интересующие его аукционы и таможенные склады в доках.

По разумной цене Лео был готов покупать все, что угодно, – не только подешевевшие в результате реквизиции или банкротства ткани, – то есть любой товар, который немедленно или со временем, как говорило ему чутье, сулит прибыль. Стоя рядом с ним в набитых орущей публикой аукционных залах, открытых на Аргайл-стрит, я с удивлением смотрел на его бледное бесстрастное лицо, когда, почти незаметно помаргивая, он увеличивал на шесть пенсов свою ставку за неведомый товар, который, если его размеры и вес позволяли, я затем относил к нам, чтобы пополнить им свалку в складских помещениях наверху. Эти комнаты на верхнем этаже по обеим сторонам коридора были настолько – чуть ли не до потолка – забиты всяким хламом, что, открывая дверь, я рисковал быть коронованным какой-нибудь свалившейся на голову штуковиной.