Естественное убийство-2. Подозреваемые - Татьяна Соломатина

– Соколов! Я дождусь Алёну, и мы уйдём отсюда! Ты мне жизнь не поломаешь!

– Мальчики! О чём вы шепчетесь?! – поинтересовалась подошедшая Леська. – Вечно у вас секреты!

Она вся лучилась от счастья! Женщина она, в конце концов, или совсем уже топ-менеджер? Муж не забыл, что у неё день рождения, и заказал вечер в ресторане. Есть повод надеть серое серебристое платье, два года как привезённое из Парижа. Дети остались с нянями. Можно будет потанцевать, хорошо, что есть Сева, а то этот слон, любимый муж, только ноги оттаптывает… Северный, разумеется, был законченным эгоистом, но подонком, могущим испортить женщине торжество, – не был.

– Ни о чём таком, дорогая. Ни о чём таком! Воркуем о своём, мальчишеском…

Будь проклят Сеня и всё его семейство!

Буквально через пятнадцать минут зал начал заполняться гостями. «Пара-тройка самых важных» посчитала необходимым заявиться со спутниками и спутницами. В зале становилось шумно и муторно. Не было только Алёны. Северный, костеря себя за малодушие, пил за здоровье Олеси Александровны, прекрасной женщины, прекрасной матери, прекрасной начальницы, и так далее, и так далее, и так далее. В паузах придумывая страшные пытки для её мужа.

В половине восьмого заявилась Рита Бензопила. На ближайшие полчаса перетянув на себя одеяло. Всеволод Алексеевич сгонял в машину за цветами.

К половине девятого уже начались танцы.

Алёны всё ещё не было.

Она явилась к девяти. И Северный почувствовал себя идиотом в своих правильных брюках, правильных туфлях и правильной белой рубашке. Потому что любимая женщина предстала перед ним хмурая. В джинсах, в футболке и в балетках.

– Балетки жутко брендовые! – вместо приветствия сказала она.

– Мама никуда не хотела идти! – тут же сдала её Алина.

– Павлик Морозов! – пробурчала Алёна.

– Знаете почему, Всеволод Алексеевич? – не обращая внимания на мамины речи, расхохоталась Алина Соловецкая.

– Почему? – на автомате повторил уже ничего не понимающий судмедэксперт.

– Она привезла себе великолепное платье. Для выдающегося случая. Вероятно, именно для такого, как сегодня. И я вовсе не Лесин день рождения имею в виду! И вот в половине седьмого, разодевшись как картинка, моя прекрасная матушка решила выпить стаканчик для храбрости и выкурить сигаретку. Стаканчик она решила закусить вишнёвым пирогом. Когда моя мама нервничает – она жрёт, как лошадь. И что? Вся вишня оказалась на великолепном платье. От ужаса и для контроля, так сказать, Алёна Дмитриевна ещё и сигарету уронила. И, само собой, прожгла подол. Вопли, слёзы, сопли… Если бы не Семён Петрович, оборвавший маме телефон, а мне нервы, то нас бы тут и не было. Мама, к слову, понятия не имела, что тут сегодня затевается день рождения. Я тоже. Вы, полагаю, соответственно! – изо всех сил веселилась юная Алина. Хотя чувствовалось, что ей очень жаль маму. И Всеволода Алексеевича.

– Алина, я ценю ваше мужество, – сказал девушке Северный. – Постойте, я сейчас! – опомнился он и сорвался на выход. За цветами.

Когда он вернулся с букетами для мамы и дочки, их уже похитила Рита Бензопила и усадила рядом с собой за праздничный стол. Для Северного, разумеется, места поблизости не нашлось. За Алёной моментально стал ухлёстывать кто-то из Сениных и Лесиных «самых-самых» коллег-сотрудников-приятелей. Как и за Алиной. И даже Риту Бензопилу кто-то постоянно приглашал танцевать. Все были счастливы. Кроме него. Ну да кому это интересно?!

– Пойдём поговорим? – минут через сорок подошла к нему Алёна. – Да ну, не смотри на меня, как на врага народа, ей-богу! Можно подумать, я не понимаю, зачем ты меня сюда позвал! Но тут платье… Сам понимаешь, практически подвенечное… Плохая примета.

– Можно подумать, это первое изгаженное тобой платье, – передразнил Алёну Всеволод Алексеевич. – Я догадывался, что ты свинуха. Это частенько бывает с хирургами-педантами в обычной жизни. Бытовая жизнь моего покойного папеньки – тому пример. Не будь у него Риты… Неужто платье помешало тебе явиться сюда вовремя? Ты мне дорога и в парусиновых штанах. И без них тоже дорога. Может, даже ещё более дорога!

– Сева… А потом начал звонить Соколов, звать на «внезапный» день рождения, крича, что подарков не надо и всё такое. И я подумала, что ты сюда идёшь не потому, что я подумала, а потому, что день рождения, ну и вот… – она обезоруживающе улыбнулась. – А когда уже пришла сюда – спасибо Алине, что притащила практически насильно, – то в меня вцепилась твоя матушка. Не могла же я быть невежливой со столь очаровательной старушкой. Особенно учитывая обстоятельства нашего первоначального знакомства… Куда пойдём?

– Сейчас.

Сева позвал официанта – и их с Алёной «переселили» за уютный столик у окна.

– Как съездила? – спросил Северный через несколько минут неловкого молчания.

– Скажи, что люди не зря придумали письменность? – рассмеялась Алёна. – Словесность – куда более тяжкий жанр, да?

– Да! – ответил Северный.

– За нас?! – полувопросительно подняла Алёна свой стакан.

– За нас! – кинул Северный.

Они чокнулись и выпили.

– Алёна, я хотел, чтобы всё было правильно… Но, по-видимому, наши чокнутые друзья не дадут нам возможности…

– Твоя мать – забавная штучка! – перебила его Соловецкая. – Мы с ней говорили о том о сём, об обстоятельствах, которые нельзя изменить… Так, безо всяких контекстов говорили… Вроде как застольный трёп ни о чём. Да. Так вот… Я ей сказала, что бывают такие обстоятельства, которые нельзя изменить, нельзя отменить, что мы не в силах повлиять… И тут твоя мать на меня посмотрела и спросила, есть ли обстоятельства, которые я не могла бы изменить ради своей дочери. – Алёна замолчала.

– А я-то всё думал, в кого я такой манипулятор! – выдал Северный.

– Похоже, что именно в Риту, – рассмеялась Соловецкая. – Твой отец, насколько я его недолго помню, был человеком достаточно жёстким, но манипулятором он не был.

– Так что ты ответила Рите?

– Я сказала, что не существует таких обстоятельств, которых бы я не могла изменить или отменить. Если бы дело касалось моей дочери.

– А она?

– О, Рита была великолепна! Она налила нам внеочередную и сказала, что и для неё не существует обстоятельств, которые она бы не смогла изменить или отменить. Если бы дело касалось её любимых. Ни обстоятельств, ни ритуалов, ни тем более глупых мыслей, тряпок и прочей шелухи. И тут же спросила меня, не слишком ли нарядна для сегодняшних глупостей её шаль.

– Рита в своём репертуаре. Брось тяжёлый камень в воду и тут же поинтересуйся, нарядны ли разошедшиеся по воде круги.

– Сева, не существует обстоятельств. Так что если тебя не смущает чужой день рождения и мои парусиновые штаны, то…

Северный нащупал коробочку с кольцом в кармане брюк.