Естественное убийство-2. Подозреваемые - Татьяна Соломатина

Так вот, вчера, когда мы стали пить тихо, подруга рассказала одну забавную историю. То есть мне эта история кажется забавной. Подруга рассказывала её тоном серьёзным и даже трагическим, всё-таки она уже сильно гражданка США – со всеми вытекающими. Так вот, есть у неё сотрудница в лаборатории. Нашего разлива. Вышла замуж за гражданина США по большой любви к… своему сыну от первого, отечественного, брака. Опять этот проклятый девиз: «Всё ради детей!» Сыну тогда было годика два, так что он совсем-совсем американец по поведению, но наше родное говно – по сути. Тем более что папка его генетический был совсем-совсем такой среднеполосный, как положено, мужик. Сильно талантливый, непризнанный театральный художник мухосранского театра не то оперы и балета, не то половой ебли и минета (извини за сквернословие, окосела от похмельной дозы и скучаю по Соколову). И вот нашла себе наша соотечественница американского жениха, вышла замуж и укатила с двухлетним отроком в США. Ради отрока, разумеется. Так она и говорит моей подруге, своей начальнице: «Если бы не мой сын, сидела бы я до сих пор в своём Мухосранске!» Балует сотрудница сынка так, что мама не горюй! Всегда у него было тут самое лучшее, и даже тряпки ему покупаются вовсе не в аутлетах, всякие дорогостоящие девайсы и книги – по первому требованию, и так далее, и так далее, и так далее… Когда она поняла, что её дитя куда умнее и способнее среднестатистического ребёнка вообще, не говоря уже об американских детках, – крышу у неё снесло окончательно. Она стала покупать ему самые последние компьютеры, телефоны, айфоны-айпады – и проч. В двенадцать лет он поступил (бесплатно!) в какую-то шибко заумную школу (колледж?), потому как результаты тестирования этого гениального ребёнка показали, что способности чудесного мальчика выше неба и всех вместе взятых сотрудников НАСА. Красиво и радостно, не правда ли? Мечта, а не сын! Мама ради него готова на всё… А он не готов ради мамы даже лишних пять минут задержаться в магазине, чтобы она выбрала себе носочки подешевле. (Зарабатывает она вовсе не up middle, чем её сынишка крайне недоволен, постоянно говорит ей, что он не будет жить так дерьмово.) Не готов сделать маме чай, когда она, еле волоча копыта, приходит с работы. Не готов даже две минуты с ней поговорить, потому что у него «конференция в Сети»! И как-то раз эта святая дура, мама этого сильно умного мальчика, не выдержала – и дала ему пощёчину. Она вернулась из командировки, привезла ему брендовые джинсы, третью кожаную куртку, банку красной икры и чего-то ещё. А он ей, мельком так, даже не поздоровавшись толком, а схватив свои подарки, разочарованно протянул: «Красная икра?.. И это всё, на что ты способна?!» И вот тут она выписала ему пощёчину.

А на следующий день этой даме (из лаборатории моей подруги) позвонили. И сказали, чтобы тогда-то и тогда-то она была дома. Потому что к ней придёт офицер. Проверять, насколько ужасно живёт её ребёнок. Настучавший на маму за жестокое с ним обращение. Стуканул на мамку, Павлик Морозов, никакое американское гражданство не помогло.

В общем, пришёл этот офицер какой-то там службы ювенальной юстиции – и офигел. В комнате у мальчонки – дворец. Только картин Рубенса и скрипки Гварнери не хватает. А рояль кабинетный, все прочие мебеля-джакузи, компьютеры-спортивные тренажёры и проч. – присутствуют. Как и дорогой ремонт вкупе с шёлковыми простынями. Мамка с папкой американским на первом этаже жмутся и в душике омываются, на обычном бельишке почивают. В холодильник офицер заглянул. «Это едим мы! – показал американский папка. – А это – сынишка!» Офицер немного обалдел от ассортимента сынишки унижаемого-притесняемого-избиваемого, а про банку икры так и вовсе спросил: «Что это?!» Объяснили. Офицер пожаловался, что никогда такого не пробовал. Американский папка давай офицеру на жену плакаться, де, если бы ему хотя бы йоту такого внимания, как сыну, жена уделяла… Офицер папку прервал, сказав, что этим самым своим, недолюбленным этим самым, сигнализируйте… в другую службу. А сынишке-гадёнышу сказал, чтобы паковал вещи. В семье с ним, в натуре, очень плохо обращаются, и он, офицер, этот факт зафиксировал. И потому маму и папу лишают родительских прав, а его, бедного мальчика, переводят в государственный интернат, где будет он жить на полном довольствии, в просторной комнатке на четверых, с завтраком-обедом-ужином из продуктов куда менее экзотических, чем рыбьи яйца, коими мамка дитя несовершеннолетнее чуть не умучила насмерть. Естественно, мальчик сможет работать на компьютере в компьютерном классе интерната, пользоваться публичной библиотекой и даже играть на пианино. По воскресеньям. В общем, не без чувства юмора и педагогических талантов офицер оказался. На своём месте человек, что называется. Теперь сын сотрудницы моей подруги ходит как то постельное бельё – шёлковый. Боится, что его от мамкиных истязаний отлучат.

Зачем я тебе это пересказываю? Ты же терпеть не можешь детей. И я их терпеть не могу. В отличие от сотрудницы лаборатории моей подруги, любящей своего маленького мальчика, который в двенадцать лет выше её на целую голову. Два года назад этот любимый мальчик захотел собаку. Сейчас мама этого милого мальчика пристраивает красавца-умницу лабрадора (породу сы?ночка заказывал), потому что чудо-дитя наигралось, каково тебе? Хорошо, что в США ты обязан собаку пристроить. Если выгонишь на помойку – так тебе не поздоровится ой как. Тут бездомных неухоженных собак как класса не существует, слава богу.

Наверное, рассказываю, потому что с собаки ассоциативный ряд и начался. Вот пусть он собакой и закончится.

Ни черта я, Северный, не смыслю ни в детях, ни в собаках. Генетику не перепрёшь ни одним воспитанием. Сенбернар до последнего вздоха останется сенбернаром, как его ни калечь. Гиено-свинья при первом же удобном случае вонзит зубы тебе в шею, как ни вбивай в неё Закон.

Мне было лет семь, когда я читала «Остров доктора Моро». Ночью. На кухне. При свече. Не помню, почему именно так. Помню, что мне было очень страшно. И я оплакивала сенбернара так, как больше никого и никогда не оплакивала. Смешно, не правда ли?

Вчера мы с подругой допились до енота. Натурально! Пьём-пьём-пьём, веселимся-жалуемся, истории разные вспоминаем, а тут – енот. Нет, не так. ЕНОТ! Здоровенная такая полосатая шапка на забор влезла и смотрит на нас круглыми глазами, типа, тётки, вы чего здесь? Это же мой двор! Я кофе выпить, покурить вышел, а тут – тётки! Минуты три на нас смотрел, пока мы не рассмеялись. И тогда он медленно ушёл, сполз куда-то по лимонному дереву.

Хочется, чтобы мир был полон людей с чувством юмора, не без педагогических талантов. Хочется, чтобы родители любили детей – и наоборот. Хочется, чтобы собак не бросали – и тогда собаки не будут бросаться. Все думают, что я циничная прожжённая стерва, а я – наивный трепетный идеалист. Об этом знает только моя подруга (про которую думают то же, а она – суть то же, что и я), но она никому не проговорится, потому что Калифорния далеко. И ты теперь знаешь. Не сдашь властям? Мне стыдно, что я наивный трепетный идеалист. Так стыдно, как будто у меня сифилис или ещё чего похуже.

А ещё я очень по тебе соскучилась и уже жду не дождусь того ресторана-букета-кольца (хотя теперь, после того как ты узнал о том, что я – наивный трепетный идеалист, ты, возможно, не сделаешь мне предложения руки и сердца). Мне очень нравится здесь. И ещё мне нравится писать тебе письма. Мне этого будет не хватать. Когда люди вместе – они редко пишут друг другу письма. А жаль.