Казна императора - Николай Дмитриев

Кобылянский посмотрел на ее миловидное, просто излучавшее доброжелательность лицо и улыбнулся.

— А что вы можете предложить?

— По кулинарной части все, — весело заметил Костанжогло, а хозяйка, повернувшись уже к нему, с мягким смущением возразила:

— Здесь не получится, господин полковник, вот если б дома…

— Ну, как говорил наш друг Чеботарев, будем надеяться, — ответил Костанжогло, а хозяйка неожиданно всплеснула руками:

— Ой, я же не сказала, Петр Леонидович вам привет передал!

— Откуда? — Костанжогло многозначительно посмотрел на Кобылянского.

— Из Варшавы, — хлопотливо пояснила хозяйка. — Еще написал, путешествие, в общем, было спокойное, не штормило…

— Так это же замечательно, — обрадовался Костанжогло. — Вы уж не сочтите за труд, отпишите ему, как тут у нас, и уж от меня привет обязательно…

— Непременно отпишу, — кивнула хозяйка и, ожидая, какой будет заказ, принялась смахивать со стола невидимые крошки…

* * *

Доктор оказался прав, и автомобильные хлопоты действительно увлекли Тешевича. Первым делом, осваивая автомобиль, он сделал пробные ездки и сразу же убедился, что Пинхас, расхваливая машину, не слишком преувеличивал. Юркий «аэро» легко проходил там, где наверняка застрял бы приспособленный только для городских дорог длинный «линкольн». Ему оказались доступными даже хорошо натоптанные лесные тропинки, и, останавливаясь среди зарослей лещины, Тешевич, не вставая с сиденья, легко мог сорвать пару недозрелых орехов. Вот только чтоб оборвать кустик земляники, в изобилии росшей по обочинам, приходилось открывать дверцу и нагибаться.

Однако на большаке эти достоинства исчезали, и машину подкидывало на ухабах, трясло на булыжнике, а клубы пыли вообще заставляли Тешевича держаться подальше от шоссе. Правда, и на полевых дорогах были свои трудности. Если на большаке панские запряжки кое-как притерпелись к пока еще малочисленным авто, да к тому же имели наглазники, то при встрече с зачуханной крестьянской лошадкой следовало ожидать, что перепуганный коник вскинется или вообще шарахнется в сторону.

В конце концов, Тешевич предпочел при таких встречах, избегая ненужных хлопот, просто останавливать автомобиль и глушить двигатель, ожидая, пока встречный мужичонка, торопясь проехать, нещадно охаживал кнутом вытертые бока своего коняги. За два дня такого беспрерывного мотания по окрестностям Тешевич сжег весь бензин, и как раз утром третьего в фордовском полугрузовичке приехал механик, предусмотрительно отправленный Пинхасом в усадьбу.

Пышноусый чех, одетый, несмотря на жару, в кожаную тужурку, без лишних слов полез под капот «аэро» и добрых два часа ковырялся там, что-то подкручивая, подтягивая и проверяя. Закончив осмотр, он так же молча выгрузил из своего «фордика» желтую бочку с бензином, квадратную жестяную банку, украшенную броской надписью «Oil», и ручной альвейер[50]с длинным резиновым шлангом. После этого вежливо отказался от обеда, сославшись на других клиентов, влез в кабину и деловито запылил по направлению к большаку.

Глядя вслед удаляющемуся полугрузовичку, Тешевич внезапно вспомнил, что он так и не удосужился толком поговорить с Пенжонеком. По его возвращению поручик, занятый автомобилем, даже ни разу не приглашал к завтраку своего управляющего. Однако, если говорить честно, дело тут было не в одном автомобиле…

Хотя при первой встрече Тешевич и сказал Хеленке, чтобы она чувствовала себя как дома, поручик ощущал странное неудобство от ее присутствия. Со слов Пенжонека, он ожидал появления маленькой девочки, но приезд взрослой девушки мог придать любому приглашению двойственный смысл.

Так, испытывая легкие угрызения совести и понимая, что старик вправе на него обидеться, Тешевич повернулся и решительно зашагал к флигелю. В квартире Пенжонека Тешевич сразу уловил некую перемену. Казалось, все вещи, как прежде, стоят на своих местах, и в то же время добавилось ощущение чего-то неуловимого, обычно принятого называть домашним уютом.

Вообще-то комнаты Пенжонека и раньше убирались ежедневно и всегда отличались чистотой, но вот ощущения уюта в них прежде не было. Так, обычное холостяцкое жилище, и в тот самый момент, когда дверь сзади приоткрылась, Тешевич поймал себя на мысли, что он бы не возражал, чтобы и его собственный дом стал таким же…

Но мысль только мелькнула, и обернувшись, поручик увидел, что в дверях, спрятав почти половину лица за створкой, стоит Хеленка.

— Я вижу, вы обустроились, — поклонился Тешевич.

— Так, пан Алекс… Почти…

Хеленка наконец-то перестала прятаться и, глядя на Тешевича так, что поручику вдруг показалось, будто глаза у нее чуть ли не в пол-лица, переступила порог. От этого пристального взгляда Тешевич почувствовал себя непривычно скованным и, не зная как поступить, спросил:

— А дядя… где?

— Пошел…

Хеленка не отводила глаз, и ощущение скованности усилилось. Тешевич потоптался на месте и, не найдя ничего лучшего, шагнул к выходу.

— Скажи дяде, я жду его…

Скованность, так удивившая поручика, прошла только во дворе. Ему казалось, что подобного он испытывать уже просто не может и вот поди ж ты… Стоило оказаться в помещении, где он не мог чувствовать себя хозяином, и сохранившееся где-то в глубине понятие чужого дома возникло само собой. Теперь Тешевич четко понимал, дальше входить в этот дом без стука он не вправе…

Пенжонек прибежал к Тешевичу где-то через полчаса.

— Звали, пан Алекс?

— Скорее приглашал…

Поручик достал из поставца бутылку мадеры и сам наполнил две высокие граненые рюмки.

— Ну, пан Пенжонек, давайте за возвращение…

Управляющий вежливо пригубил и вопросительно посмотрел на Тешевича. Досконально изучив хозяина, он хорошо понимал, что разговор еще впереди. Правда, Тешевич заговорил не сразу. Только почти ополовинив рюмку, он начал:

— Я думаю, пан управляющий извинит меня… Вы же видите, я тут ношусь как угорелый. Осваиваю…

— Так дело ж молодое… — Пенжонек понимающе улыбнулся.

— Да вот, увлекся… — Тешевич допил мадеру и поставил рюмку. — Ну а как вы?

— Ох, не спрашивайте, — Пенжонек безнадежно махнул рукой. — Вы же Хеленку видели…

— Да, глазастая девочка.

— Если б то девочка! Невеста. Гимназию кончила… А я, старый дурак, все девочка, девочка, а девочка и вот…

Враз расстроившись, Пенжонек опрокинул рюмку таким жестом, словно там была водка, а не вино.

— Что, проблемы какие-то? — Тешевич налил еще мадеры.

— Проблемы? — переспросил Пенжонек и усмехнулся. — Ну, начнем с того, что раньше я спокойно чесал утром пузо, а теперь первым делом ищу халат…