Крылья Киприды - Сергей Крупняков

— Все твои письма у нас, — тихо и даже как-то бесстрастно сказал Сострат. — Ясно, ты такой же заговорщик, как и Тимон… Хочешь жить?

Сириск поднял взор. Ничего нового во взгляде Сострата он не увидел: только ложь, только обреченность, только желание вырвать имена.

Сириск промолчал.

— Ладно. Сейчас тебе принесут пиксиду, стиль, светильник и папирус. Напишешь все, что ты знаешь о заговорщиках. Этим ты можешь оправдать себя в глазах судей. И поторопись — суд не за горами. Мы знаем, что письма Тимона ты получил уже после нападения. Значит, ты не мог предупредить Евфрона. Поэтому ты и жив до сих пор!

Сострат стремительно вышел.

— Да, принесите ему стол и скамью… и накормите, — добавил он уже на выходе из подземелья.

Вскоре два стражника приволокли лавку и скамью. Тут же со светильником вошел третий.

— Поставь тут, в углу, Хрисанф, — сказал он одному из охранников. — И принеси рыбу и хлеб.

Он водрузил на скамью светильник. Чистый папирус, пексида и стиль лежали тут же, на неструганных досках скамьи. Доски были залиты чем-то темным. И ужасный запах заполнил всю пещеру.

— Что принюхиваешься? — Старший стражник выглядел как циклоп, огромный и тупой. Ни малейшей мысли не отражалось в его безразличных, усталых и злых глазах. — Думал, тут царские покои? А на скамье этой сегодня до смерти запороли Тимона, дружка твоего. Скоро и до тебя дело дойдет. Уж я постараюсь…

Он как-то лениво усмехнулся, но жуть от этой усмешки стрелой кольнула грудь Сириска.

— Тимон!.. Тимон… — не произвольно вырвалось из уст. И слезы покатились по щекам. И не было никаких сил остановить их.

— Пиши все как есть, — стражник чуть приподнял плеть и похлопал ею по левой ладони.

Когда они выходили, Сириск заметил, как один из охранников, тот самый, которого назвали Хрисанф, незаметно подмигнул ему. И Сириск никак не мог вспомнить: где он видел это лицо? Видел и знал. Но где?

Вновь тишина ночи. И холод.

— Кто это — Тимон? — услышал Сириск голос мальчика. И не ответил. Уткнулся лицом в руки и так сидел долго, не глядя ни на мальчика, ни на пергамент. Его опять начало трясти. То ли от холодных сырых стен, то ли от пережитого за последние дни.

Мальчик тихо подошел и вновь набросил на плечи Сириска скифею.

Дверь неожиданно лязгнула, и вошел стражник. Он нес краюху хлеба и глиняное блюдо, наполненное рыбным соусом. Сириск поднял голову. Пригляделся — опять это знакомое лицо.

— Забыл? А я тебя хорошо помню.

— Напомни. — Сириск незаметно смахнул слезы.

— Стыда тут никакого нет, — сказал стражник, уловив жест Сириска. — А Тимона я знал не хуже тебя… Как же ты забыл? «Гермес», шторм. Я так рвался с вами на берег, а Геродот, кормщик, меня не пустил.

Точно, тут Сириск вспомнил. Ну конечно, это был тот самый Хрисанф с «Гермеса».

— А это от меня, — Хрисанф положил на лавку головку сыра, завернутую в тряпицу. — Поешь, Сириск. Силы тебе ой как понадобятся.

Он вышел, и вновь стало тихо.

Сириск жестом, кивком пригласил мальчика к столу. Долго уговаривать не пришлось. Мальчик был очень голоден и накинулся на еду, как изголодавшийся зверек.

— Да не спеши ты, — Сириск разломил краюху на несколько частей.

Они ели хлеб, макая его в соленый, пахучий, вкусный рыбный соус. Сириск разделил лепешку сыра на две части. Одну он завернул в тряпицу. Остаток они разделили поровну. Мальчик ел и сопел, и глаза его постепенно оттаивали. Наконец колючие искры недоверия вовсе исчезли.

— Как зовут-то тебя? — спросил Сириск, когда на столе не осталось ни крошки, и оба наконец смогли внимательно посмотреть друг на друга.

— Скилур, — ответил мальчик.

— А я Сириск. Как ты попал сюда? Война?

— Война, — так же негромко ответил Скилур. — Меня взяли в плен там, у башни, у Сиагры, в воде.

— Ты даже знаешь название башни? Кто тебя взял на войну?

— Взяли, — уклончиво ответил мальчик.

— Судя по твоей одежде, ты не из простых скифов. — Сириск заметил, как вздрогнули ресницы мальчика.

Внезапно Сириск понял: взять на войну мальчика, лет четырнадцати, мог только один человек. И тут он заметил едва уловимое сходство.

— Ты — сын Агара? — неожиданно прямо спросил Сириск.

Мальчик резко отпрянул.

— Ну и зря. — Сириск внимательно всмотрелся в царевича. Выше среднего роста, нос с горбинкой, длинные светло-русые волосы, серые глаза и, вне всякого сомнения, царская осанка.

— Я тебе не враг, — Сириск снял скифею и перебросил мальчику на плечи. — А скрывать это ни к чему. Как только Агар узнает, что ты жив и в плену, он предложит за тебя выкуп. И ты будешь вновь на свободе. Так зачем же скрывать?

— Не велика честь, спастись за золото, — ответил Скилур.

— Ух, ты! — Сириск был искренне удивлен. — А что же, по-твоему, честь, коли ты в плену?

— Теперь, когда мы проиграли битву… каждый статер, каждый кизикин, — мальчик вдруг замолчал.

— Что же ты? Продолжай: каждый обол нужен теперь для новой войны. Так?

Скилур насупился и вдруг почти выкрикнул.

— А честь — сбежать из плена! — глаза мальчика восторженно блеснули. — Сбежать! Сбежать и отомстить за все, что…

— А кто вас звал к нам? — усмехнулся Сириск. — За что ты будешь мстить? Кому? Моей матери, мне, отцу моему? Или это они пришли к вам, в Неаполь, и разорили его? Или не мы, греки, помогли вам построить этот прекрасный город? Или не одним богам молимся? Посмотри, как украсили мы землю! Какие города выросли на еще вчера пустынной земле… Какие храмы возвысились на берегах Тавриды! Какие боги и герои, высеченные из мрамора, украшают наши площади! Херсонес, Керкенитида, Калос-Лимен! Разве это плохо?

— Для вас — это пустынная земля! — неожиданно резко крикнул мальчик. — А для нас — это наша вековечная родина! Для вас — это голая степь, а для нас — родные кочевья, где тысячи лет жили наши предки! Где каждый камень — живой! Где нам покровительствуют наши боги, скифские боги!

— Разве Папай и Зевс не одно и то же? — удивился Сириск.

Вопрос поставил мальчика в тупик. Он замолчал и насупился.

— А разве не от Папая и богини Апи родился Таргитай? А ваш Таргитай и наш Геракл — не одно и то же? — продолжал Сириск. — Разве дело в названиях? Из-за этого мы должны лить нашу кровь?

Скилур не ответил. Ему нечего было возразить, потому что все сказанное Сириском было чистой правдой.

— А как зовут твою маму? — неожиданно сменил тему Сириск.

— Арата, — почти грубо ответил мальчик.

— Она — гречанка?