Библия бедных - Евгений Бабушкин

– Нет… – неохотно роняет папа. – Я там буду один. Без вас.

– А мы?

– Вы будете приходить ко мне в гости… Вот ты придешь к этому домику и скажешь тихонько – можно даже не вслух, а мысленно: «Папа, это я, твоя дочка… Пуговица… Я живу честно, никого не обижаю, работаю, хорошие люди меня уважают…» И все. Подумаешь так – и пойдешь себе…»

Это они у Ратуши разговаривают. В конце XIX века там был театр, а место называлось Театральным сквером. К западу от него лежал еврейский квартал. Потом там сделали гетто.

«Папа мой, папа!.. Через пятьдесят лет после этого вечера, когда мы с тобой «кутили», тебя, 85-летнего старика, расстреляли фашисты, занявшие наш город. Ты не получил даже того трехаршинного домика, который тебе сулила Юзефа, и я не знаю, где тебя схоронили. Мне некуда прийти сказать тебе, что я живу честно, никого не обижаю, что я тружусь и хорошие люди меня уважают… Я говорю тебе это – здесь».

Иногда по Старому городу бродят странные люди с растрепанной книгой, и сами они растрепанные. Что-то бормочут по-русски, нервно листают страницы, вглядываются в таблички. Это хорошие люди, люди Книги. Вы покажите им тот сквер, где давным давно папа разговаривал с девочкой.

Ольбия. Мавры и свастика

– Ну, деревня! А одуванчики – фу, совсем как наши.

Русские туристки цокали по трапу. Я пожелал им рухнуть с метровых каблуков и проследовать обратно по маршруту Ольбия – Женева – Москва.

Тут море – чистый изумруд и песок золотится. Тут устраивал оргии Берлускони, тут на рейде стоит грандиозная яхта Усманова, тут – по слухам – тайный дворец Путина. Север Сардинии, Costa Smeralda – самый дорогой курорт Европы.

Пейзаж тут и правда сельский. Остров счастливо избежал прогресса, войн и потрясений. Главное событие сардинской истории случилось тысячу лет назад: в XI веке местные разгромили малочисленный отряд мавров, чем гордятся до сих пор, поместив на флаг четыре черные отрубленные головы.

В начале шестидесятых его королевское высочество, принц Карим Ага-хан IV, верховный исмаилит женевского разлива, придумал собрать в этой средиземноморской Чечне всех богачей Старого Света. И Сардиния расцвела. Ага-хан превратил Изумрудный берег в гетто для миллиардеров, а после распродал игрушки и оставил себе лишь пару дворцов, яхт-клуб, да аэропорт Ольбии, при виде которого туристки восклицают «ну, деревня».

Сама же Ольбия – типичный итальянский городок: улочки, кофейни, пиццерии, где не говорят по-английски, но накормят бесплатно, если гость понравился. В стену древнего храма лупят мячом, и эхо пугает поджарых кошек. А еще Ольбия – город граффити, иногда прекрасных, чаще пугающих. Тут кругом свастики и надписи в том духе, что Италия – не Европа, Сардиния – не Италия, а Галлура (север острова) – не Сардиния. Пар уходит в свисток; преступности здесь нет.

Сан-Теодоро. Сыр и устрицы

Зимой в Сан-Теодоро делать нечего, но летом городишко вырастает в двадцать раз. И в сердце стотысячной деревни – Пунтальдия, местная Рублевка, город в городе. Здесь нет кондиционеров: виллы и отели выстроены ровно на таком расстоянии от моря, чтобы ветерок дул, но не продувал насквозь.

На горизонте остров Таволара – гигантская столовая гора, торчащая из воды, – заменяет сардинцам синоптиков. Если над вершиной ее собирается облако, похожее на шарик лучшего в мире итальянского мороженого – значит, завтра сирокко, хорошей погоде конец. Ветер дрянь, хуже питерского – остается бежать прочь от берега.

По дороге в горы повсюду торгуют едой. И даже на выезде из Пунтальдии стоит совершенно русского вида дед, борода лопатой, весь увешанный сыром.

– Не покупайте у него, – бурчит мой проводник Джулиано, – он крыса. Его в девяностые мафия подстрелила. Купите лучше у меня.

У Джулиано много сыра, мяса, алкоголя, в избытке кур и лошадей, а также два десятка кошек, которые паразитируют на сардинском изобилии и доброте гостей.

Джулиано занимается агротуризмом. В программе – джипинг, долгая прогулка в горы, купание в ледяном водопаде и ланч в сельском стиле: салат, молочный поросенок и миртовый ликер.

Фабричный «Мирто» – страшная гадость, как сироп от кашля. Но отказываться от домашнего – глупость и самоубийство.

Если же вершина Таволары свободна от облаков, забудьте о горах и проведите день у моря, на самых чистых пляжах Тирренского моря – так пишут в рекламных проспектах, но правду же пишут.

Налево от пляжей – устричный кооператив с производственной мощностью 30 тонн в год. Увидев изможденных красавиц с жуткими устричными ножами в руках, не вспоминайте о капиталистической эксплуатации, которая скрывается за всяким пасторальным пейзажем. На самом деле эти женщины – совладелицы кооператива, сами выращивают устриц, сами сортируют их на гранде, медиа и пикколе, сами делят прибыль.

Все они раньше работали в столичных автосалонах, банках, галереях. Но с устрицами, говорят, веселей. Они предпочитают их в чистом виде, с бокалом верментино. Это недорогое белое, в котором дегустаторы отмечают неведомые «нотки гранита» – в общем, просто легкое вино, спасительное в жару и незаменимое после дня, проведенного с уродливыми моллюсками.

Аджус. Жизнь и смерть

Здесь море – кормит, горы – кормят, здесь все сочится жизнью: ткни в землю палку – зацветет. И самое страшное для жизнелюбивого сардинца – molte niedda, «черная смерть». Это значит – долгая, мучительная, от старости.

Премудрый Тимей из Тавромения утверждает, что Сардиния подобна Спарте: стариков здесь сбрасывают со скалы. Это, конечно, черный пиар образца IV в до н. э: сам-то Тимей был сицилиец. Как бы то ни было, обычай умерщвлять ближнего сохранился здесь до начала XXI века.

О да, на Сардинии до недавнего времени процветала народная эвтаназия. Профессия называется femmina s'accabadora, «женщина, которая убивает». В Лурасе, где музей аккабадор, выставлены орудия ритуального убийства – особые подушки и молоток из оливкового дерева. Но соседний Аджус – городишко с населением в 1634 человека – гораздо интересней Лураса. Поскольку аккабадор приватизировали зловредные соседи, Аджус специализируется на бандитах и может похвастаться единственным в мире музеем бандитизма.

Одно дело, «criminali» (обычные преступники), другое – «banditi» (эдакие робин гуды). Паола Арджолас, первая сардинская феминистка, тоже отсюда родом. В 1880 году ее сестру изнасиловали и убили другие banditi. Госпожа Арджолас нашла и застрелила что-то около дюжины человек и стала народной героиней, благо на Сардинии развит матриархат, а кровная месть до сих пор в почете. Но когда стало известно, что женщина сотрудничает с полицией, с ней поступили так же, как с теми маврами: зарезали, а голову посадили на кол.

Аджус прекрасен и без убийств. Здесь строят не из дешевых бетонных блоков, как на побережье, а из полновесного камня, здесь стены увиты цветами, а мостовая изрыта глубокими ливнестоками – это горы, тут снежно, и весной по брусчатке струится талая вода. До пляжей далеко, не гомонят туристы. Вот-вот выскочит из-за угла благородный бандит или бешеная аккабадора. Но нет, тиха сардинская ночь