Патриарх Филарет. Тень за троном - Андрей Богданов

С точки зрения истории русского инакомыслия патриарх был не прав. Однако он полагал основной целью излечение Хворостинина от алкоголизма, для чего требовались душевное спокойствие и благое расположение духа. Для того чтобы вернуться в московское высшее общество, Иван Андреевич должен был успокоиться и найти положительные краски в окружающей его действительности. Писания же князя были взрывом эмоций, направленных прежде всего на самооправдание и самовозвеличение.

Советуя родителям учить детей, князь писал, что "не радеющие об учении детей своих лютому осуждению предаются. Такие и детям своим убийцы бывают, и собственной души, потому что одинаково есть устроить свою душу и направить юного мысль". "Свирепо есть человеку неучение", — утверждал Иван Андреевич. Философ — как здоровый человек среди множества больных. "Царям и владыкам подобает призывать мудрых", ведь малознающие "не только владык своих не спасут, но и сами с ними поражены будут". Темные советники хуже врагов!

Разумеется, князь постоянно имел в виду самого себя. Обличив царское окружение, способное лишь обжираться и упиваться на пирах, но не умеющее даже вести войну, Хворостинин возносит хвалу "благоискусным людям", склонным к учению. "Поистине учение истина есть и истинные приобретают его, от учения бывает всякая правда и благоразумие. Учение есть благоразумие, оно просвещает очи сердечные, опаляя неистовство самохотных страстей". Неистовство страстей князю самому было не обуздать. Он тут же доказывает это, вспоминая множество просвещённых мучеников и плавно переходя па себя: "Мы или муками, или не муками от владык страдаем, бедствуем, насилуемы бываем, нс по истине бываем возвышены, не по истине истязаны и оскорблены"[137].

Прекрасное по форме стихотворное "Изложение на еретики злохульники"[138] ещё чётче показало, что разум князя не успокоился. "Огнепальная погружает меня жития сего волна"! — справедливо заметил поэт. Крайний эгоцентризм заставлял его видеть свою судьбу в любом литературном сюжете, использовать для самооправдания любой повод. Едва зашла речь о святых мучениках, князь уже здесь:

Следствие и суд над князем шли в конце 1622 г., именно тогда он мог пребывать в оковах, а в начале 1623 г. он был уже в монастыре. Главное, что ни в чём виновным Хворостинин себя не признавал:

Пострадал вольнодумец, естественно, без всякой вины, исключительно от великого ума:

В злобности поэт, не называя имени, довольно откровенно обвиняет патриарха Филарета. Он описывает, как на него подговорили клеветать его холопов, а церковному суду выносит однозначный приговор: "невежды!". Он, многоучёный князь, превзошедший знаниями всех сверстников, он, храбрый воевода, исключительно за свой ум и добродетель пострадал от злых соотечественников: "от владык, ещё больше от властей, также и от церковников неучёных, зря поставленных!" А когда, спросите вы, учёные люди думали иначе? Пьянство князя, естественно, было следствием его тяжелой жизни: "Как камень была утроба моя, железа крепче сердце моё, не веселило меня вино, не услаждали яства. Всякое пьянство было противно моему нраву, но, видя нечестивых, истаяло сердце моё, пьянством исполненное".

Князь утверждал, что был верен царству и Церкви, не прельщался славой и деньгами, но "не умел, как некоторые, никому льстить, поэтому никому неугоден был… какого злого еретичества и ложных изменных малодушеств ни приписали мне! Но, всё это безвинно претерпевая, хотел когда нечто понять и написать от греческих и римских рукописей… было мне это запрещено, судим был от неучёных невежд, объявлен еретиком. Странен я был в этой стране благодушных, обречён на поношение и стыд".

В поэме, обличая вроде бы нравы католиков, Хворостинин постоянно обращается на Русь, где живут "неистовые попы", а "все иерейские чины неучёны"; они "даром приняли учительскую мзду", "духовный разум плотскими похотями заменили". Злочестивые власти, пишет князь так, будто сам не относится к властям, "как бессловесных скотов нас имеют". Богатая Церковь давно растлилась, начиная с архиереев, которые давно уже не духовные пастыри, "но всему миру великие мучители" и "богоненавистные убийцы":

Вновь и вновь поэт вспоминает о гонениях лично на него, стоя как бы в центре мира беззакония. Поэму его вполне можно было принять как антиправительственный памфлет, метящий одновременно в Церковь и царство. Но Филарет Никитич не желал князю никакого зла. Он понимал, что юные должны бунтовать, а его пастырский долг — держать эти неизбежные восстания духа в благопристойных рамках. В конце 1623 г., сделав властям и братии Кириллова монастыря письменный выговор за плохой присмотр над юношей, патриарх прислал ему опровержение его взглядов на воскресение мертвых. Князь свиток, как велел патриарх, прочёл и подписал, "был в вере истязан и дал на себя в том обещание и клятву", что больше от православия отступать не будет.

На этом вопрос был исчерпан. Получив отчёт о формальном отречении Хворостинина от заблуждений, Филарет Никитич его простил. Похоже, что сам патриарх обвинениям в ереси вообще значения не придавал. 11 января 1624 г. в Кириллов монастырь была отправлена грамота с подробным перечислением всех прегрешений князя, из которой мы и знаем о его приключениях, начиная с первого обыска в 1621 г. С момента заточения в монастыре прошёл год — ровно столько по традиции давали на исправление пьяницы в монастыре.

Грамота извещала Ивана Андреевича о полном прощении и восстановлении при дворе: "И государь царь и великий князь Михайло Фёдорович всея Руси, и отец его государев, великий государь святейший патриарх Филарет Никитич Московский и всея Руси, по своему государскому милосердному нраву милость над тобой показали, тебя пожаловали, из Кириллова монастыря велели тебя взять к Москве и велели тебе видеть свои государские очи и быть тебе в дворянах по-прежнему"[139].