Портрет кавалера в голубом камзоле - Наталья Солнцева

– Я вас ни разу не видел в театре…

– Я не люблю театр. А по телевизору смотрю только новости. Так вы знали, что у Полины мог родиться ребенок с синдромом Дауна?

– Знал… и что с того? – равнодушно произнес Зубов. – Она желала сохранить это в тайне. Хотя зачем? Это ведь не приговор. У нас с Полиной могли родиться здоровые дети…

– Вполне здоровые, – кивнула Глория. – Главное – вовремя обследоваться и принять меры, если…

– Так что Полине не в чем было себя винить, – перебил он. – Зря она платила вымогателю! На деньги мне плевать… Но она страдала, мучилась унижалась. У нее слезы стояли на глазах, когда она просила у меня взаймы. Жаль, что Полина не сказала вам, кто посмел…

Его голос сорвался, и он замолчал, глядя на свои руки, сжатые в кулаки. Шантажисту не поздоровилось бы, пусти он их в ход.

«Зубов все знал! – подумала Глория, проникаясь сочувствием к этому сильному и одновременно слабому человеку. – Он попал под влияние своих фантазий. Вообразил невесть что. И теперь пожинает плоды собственных заблуждений. Полине нужно было во всем ему признаться. Впрочем, это вряд ли изменило бы ход событий…»

– Вам не нужно было позволять ей играть Клеопатру. Прасковья Жемчугова тоже собиралась играть египетскую царицу. И чем это кончилось?

– Но Полина не репетировала Офелию! – с горечью возразил Зубов.

– Зато она играла Жемчугову… каждый день и каждую ночь, которую вы проводили с ней. Вы видели в ней не Полину Кучкову, а крепостную актрису графа Шереметева. Вы погубили ее своей любовью!

Последняя фраза вырвалась у Глории помимо ее воли. Это было прозрение.

– Глупости… Я сделал для нее все, что мог. Я бы женился на ней! Но судьба распорядилась иначе…

– Вы бы простили ей измену?

– Что?

Эта мысль показалась ему дикой. Он пожирал гостью глазами, но гордость мешала ему засыпать ее вопросами. Все-таки он не выдержал.

– Полина мне… изменяла? Она… делилась с вами сердечными тайнами?

– Вы не ответили…

– Черт! А… она не могла бы мне изменить…

– Вы кого-нибудь подозреваете?

– В чем? Кто мог быть ее любовником?

– Кто мог ее убить?

Зубов потянулся за бутылкой «Боржоми», налил полный стакан и залпом выпил. На его лбу выступили капли пота.

– Тот, кто это сделал, умрет!

– Вы сами будете вершить суд?

– Кроме меня, это никого не касается…

Он замолчал. Глория обдумывала, как бы ей перейти к основной цели своего визита. Стрелка на старинных напольных часах приближалась к девяти вечера. Дальше тянуть рискованно. Зубов вот-вот даст понять, что беседа окончена.

– А вы, собственно, кто? – спросил вдруг он, перехватив ее взгляд на часы. – Подруга Полины, которая… занимается частным сыском? Вы детектив, что ли? Сейчас эта зараза распространилась и на женщин?

– Почему «зараза»?

– Да потому, сударыня, что сунуть нос в чужую жизнь, подслушивать и подглядывать в замочную скважину становится модным. И приносит немалый доход. Но ведь это мерзко, грязно, если хотите…

– А людей убивать – чисто?

Зубов криво усмехнулся и всплеснул руками:

– Значит, я не ошибся. Вы – детектив. Начитались Агаты Кристи и возомнили себя этакой…

Он не нашел подходящего определения и сплюнул, – совсем не по-светски.

– Все мы время от времени играем чью-то роль, – невозмутимо изрекла Глория. – Вы – мецената, я – детектива. Хотя вы не угадали. У меня другая специализация.

– Какая, позвольте узнать?

– Я медиум! – выпалила она, спохватилась, но уже было поздно.

Зубов на миг застыл в недоумении… и разразился саркастическим хохотом.

– Ха-ха-ха! Медиум? Вы шутите, милая дама. Ах-ха-ха-ха-ха! Ей-богу, вы гениальны, раз уж сумели меня рассмешить. Ох-ха-ха-ха-ха!

Его смех походил на истерику. Это выплескивалась наружу зажатая внутри боль.

– Вы слышите голоса мертвых? – продолжая посмеиваться, осведомился он.

Глория вспомнила карлика, который то и дело подтрунивал над ней и давал советы, и утвердительно кивнула.

– Не всех… только некоторых.

Зубов тоже закивал, будто соглашаясь:

– Значит, вы можете спросить у Полины… каково ей там…

– Где?

– На небесах. Она была ангелом…

– Ангелы не живут на земле, не играют на сцене, не ложатся в постель с мужчиной…

Мерные удары напольных часов с боем словно проложили невидимую границу между миром мертвых и живых. Зубов не принадлежал ни к одному из них. Это показалось Глории таким странным, что она тряхнула волосами, сбрасывая наваждение.

Валерий Яковлевич посмотрел на гостью другими глазами. Что-то в ее облике, в интонации голоса смутило его.

– То есть… вы действительно медиум? Умеете говорить с мертвыми?

– Медиум не ведет репортажи с того света. Это посредник между людьми и духами… в случае необходимости.

– Вы ловко плетете свою интригу! – воскликнул Зубов. – Ради чего?

Она сама себе поражалась. Откуда только брались у нее такие слова?

– Меня привела к вам воля Полины… – продолжала Глория. – Она хочет, чтобы вы отомстили за ее раннюю смерть. Наказали обидчика.

– Клянусь, я сделаю это. Что еще она… передала вам?

– Я сказала достаточно.

Зубов с недоверием вглядывался в ее лицо, в выражение глаз. Он искал фальшь.

– Полина не совершала самоубийства, – добавила Глория.

– Я знаю…

– И служанки Клеопатры тоже не собирались умирать по-настоящему!

Зубов машинально кивнул, потом дрогнул и выпрямился. По его щекам разлилась молочная бледность…

– Служанки? Вы сказали – служанки?

– Именно так…

Глория мысленно призывала всю свою выдержку, чтобы не проявить сомнений. Она не имела понятия о судьбе второй актрисы. Лавров обещал встретиться с той и предостеречь. Вероятно, он еще не успел этого сделать.

– Обе? – переспросил Зубов. – Вы ничего не путаете? Постойте… про Лихвицкую мне известно, – ужасная, нелепая гибель. Но Бузеева… она репетировала Хармиану… Боже! Я сейчас же позвоню режиссеру… Хотя нет! Откуда ему знать?..

Казалось, Зубов забыл о присутствии «медиума» и разговаривал сам с собой.

– Лучше я позвоню… – он достал из кармана мобильный телефон и набрал номер Канавкина. – Черт! Не берет…