Блондинки начинают и выигрывают - Светлана Успенская

Долгое время мы вдвоем шаг за шагом раскрывали махинации гнусной шайки подонков и прихлебателей. И конечно, Александр Юрьевич, как благородный человек и джентльмен, не мог позволить себе подставить под удар даму. Он уговорил меня уволиться, помог найти приличное место в конторе одного своего знакомого, а потом развернул знамя праведной борьбы.

Мне доподлинно известно, что произошло в тот знаменательный день. Александр смело пошел к Дереву и выложил тому все, что нам стало известно о подставных счетах. Тот стал ему угрожать увольнением, а потом вызвал своих приспешников Петина и Улялякину, они скрутили отважного рыцаря, вывезли его за город и там пытали, требуя, чтобы он отказался от своей благородной миссии.

Но отчаянно смелый Рыбасов вырвался из цепких лап бандитов и бандиток и отважно бежал глухой ночью. Однако злобные мстители настигли беглеца в лесу. Отважного рыцаря Ланселота убили под видом случайного прохожего и потребовали от жены, чтобы та не смела признать в найденном теле своего драгоценного супруга. А тем временем подготовили себе человечка, который в случае розыска и следствия смог бы сыграть роль убитого.

Нам хорошо известны и коварные замыслы этих людей, и этот человек, призванный запудрить мозги всем — правоохранительным органам, заинтересованным лицам, родственникам и друзьям погибшего, к коим я справедливо причисляю и себя. Это некто Иннокентий Стрельцов, неудачливый фармазон с мизерными способностями и гибкой совестью.

Мне известно, что Рыбасову стали заранее известны ужасные планы врагов. Он подружился с этим человеком и попытался разыграть с ним комбинацию, которая послужила бы вящему разоблачению подлого племени прихлебателей и лжецов. Но он не успел. Не смог успеть. Слишком неравны были силы.

В тот день схлестнулись стихия зла и стихия добра. Небо обрушилось на землю, средь бела дня потемнело, как в преисподней, и ужасный ливень грянул оземь, несправедливо смыв следы убийц, чьи имена так и остались неназванными. К сожалению, силы зла победили в тот день. Но победа их временна, преходяща. Когда-нибудь силы добра восторжествуют и над корыстолюбцами, ради собственного обогащения расправившимися с честным человеком, и над марионетками, которые угодливо играют уготованные им роли, и над продажной, купленной на корню милицией.

И тогда улыбнется ослепшая от слез жена Рыбасова. Тогда рассмеются звонким смехом его несчастные дети, оставшиеся сиротами. Тогда безвременно состарившийся от горя отец, вынужденный от рук убийц уехать подальше, во Владимирскую область, вернется с гордо поднятой головой. И воспоют в радости ангелы на небе, и вострубит трубный глас на земле. И воцарятся на веки веков радость и мир.

Да будет так, аминь!..

Что, смогу ли я рассказать в милиции все, что знаю? Да вы что, с ума сошли? Мне пока моя жизнь дорога, как память. И вообще, я ничего не знаю, ничего я вам не говорила. Прощайте!

И не приходите больше, меня нет дома.

Чрезмерное увлечение Кешей не могло не отразиться на моей семейной жизни. Укоризненные взгляды в момент запоздалого возвращения со службы давно стали нормой, а холодновато-презрительный тон моей супруги свидетельствовал о ее все возраставшем раздражении.

Иришка выжидала. Что она подумала о моих занятиях, если бы узнала о них, одному Богу известно. Удивилась бы, возмутилась, объявила ультиматум? Или с облегчением рассмеялась бы над своими подозрениями? Я не знал.

Трудно, не читая женских журналов, догадаться, что можно посоветовать красивой женщине в полном расцвете сил, муж которой тайно встречается в грязноватой коммунальной квартире с неким шершавым типом. Причем проводит он там с ним ежедневно от часу до двух, самолично возит его в салон красоты к лучшему визажисту в городе, к стоматологу, по магазинам, печется о нем чуть ли не больше, чем о своей семье, и вообще, очевидно, пылает к нему нездоровой страстью. Возможно, журналы не были бы едины во мнении по этому скользкому вопросу. Одни посоветовали бы несчастной страдалице демонстративно уйти к другому (если таковой имеется на примете) с гордо поднятой головой, другие неуверенно уговаривали бы потерпеть, авось образуется, а третьи посоветовали бы попробовать вразумить блудного супруга словом, четвертые вообще порекомендовали бы, не глядя, плюнуть и растереть… Но Иришка терпела.

Впрочем, я сам еще не пришел к твердому решению относительно ее знакомства с Кешей. Стоит ли их знакомить вообще? В каком качестве знакомить? Представить Кешу как дальнего, внезапно обретенного родственника? Но кому, как не моей жене, известно, что родственников у меня раз-два и обчелся! Как лучшего друга? А как объяснить ей то, что друг — точная моя копия, причем черты сходства тщательно подчеркнуты и взлелеяны, а различия умело затушеваны? В будущем, для той пьесы, что я придумал, мне могла понадобиться тщательно срежиссированная игра моей супруги с дублером. Поэтому я колебался.

Очевидно, мои колебания продолжались непростительно долго, потому что жена решила взять дело в свои руки и, кажется, даже стала шпионить за мной, — так неожиданно умело, что я не замечал слежки.

В один прекрасный день, точнее, вечер, когда я вернулся с работы, она встала на пороге и оскорбленно проговорила:

— Я все знаю! — Ушла в комнату, отвернулась к окну, в котором от валившего вторые сутки снегопада блуждали мутные тени, и застыла, точно олицетворенная печаль.

— Что ты знаешь? — спросил я, разоблачаясь после тяжелого дня. Мне показалось, что речь идет о моем высосанном из пальца недуге под названием «деперсонализация».

Иришка помолчала немного, а потом неохотно разжала губы.

— О ней знаю… Все! Сначала ты наряжаешься в лохмотья и шаришь в мусорных баках, а теперь еще и эта особа…

— Ну… — неопределенно протянул я, пытаясь понять, что именно ей стало известно, о ком и в каком объеме.

— Да-да, не отпирайся, я все видела! — Она прищурилась. — Я видела вас вместе…

— Когда? — оторопело проговорил я, лихорадочно придумывая правдоподобные оправдания.

— Сегодня! Ну у тебя и вкус, милый… Не ожидала…

— М-да… — понурился я.

— Эти рыжие патлы! Эта клоунская косметика! Даже не косметика, а раскраска индейца для ритуального праздника…

— ???

— Да, и потом, эти дешевые китайские тряпки с рынка… Эти вульгарные манеры, хохот, курение, сплевывание сквозь зубы! Ужас! Неужели тебя тянет к подобным особам? Вот уж не знала…

— Абсолютно не понимаю, о чем речь.

— О чем речь? Он еще спрашивает, о чем речь! — Картинно заломленные руки свидетельствовали о крайней степени возмущения. — Речь идет о тебе и об этой дешевой стерве, с которой ты прилюдно обнимался, сюсюкал, щипал за бедра, шептал на ушко любовные гадости. Вы вели себя как двое голубков на весеннем солнцепеке…

Облик таинственной незнакомки, смачно сплевывающей сквозь зубы, кого-то мне смутно напомнил. Кого-то из другой, непубличной стороны моей жизни…