Бикфордов мир - Андрей Курков

– Добротный иконостас! – промолвил стоявший рядом старик. – Жаль, попусту простаивает.

Вытерев пыль с иконостаса, Харитонов и старик вернулись в избу.

– Может, тебе есть в чем покаяться, так не стесняйся! – предложил старик.

– Да вот не знаю… – говорил Харитонов. – У меня в пути товарищ умер, а я его похоронить не смог. Земля промерзшая. А тут еще волк полуживой. Остался мой товарищ этому волку…

– Ну, в этом греха нет, – потирая ладони, промолвил старик. – Это жизнь. А больше ни в чем не сомневаешься?

Харитонов не ответил.

Старик тоже посидел молча на табуретке, но потом все-таки не удержался и спросил:

– Здесь останешься или на ту сторону пойдешь?

– Дальше пойду, – негромко и отрешенно ответил Василий.

– Зря, – опустив голову, сказал старик. – Тут у тебя хоть вера есть, а там и этого не останется. Туда идут те, кто без веры. Ну да насильно тебя удерживать не буду. Как знаешь.

– А дорогу покажете? – поднял глаза на старика Харитонов.

– А чего ее показывать?! Сам увидишь – это ведь продолжение той самой тропы, по которой ты сюда попал.

Помолчали и устроились спать.

Утро было на удивление свежим и совсем не морозным. Без труда нашел Харитонов продолжение вчерашней тропы и пошел дальше, полностью ей доверясь.

Шло время, не поддающееся счету, но не менялся темный невидимый пейзаж вокруг машины, и только скрипел под ее колесами снег, похожий на засахаренную корку.

Шофер дремал, улегшись на руль.

Горыч бодрствовал, глядя на освещаемый фарами снег. Казалось ему, что машина уже давно едет в гору. И когда он, переключая фары на дальний свет, присматривался, то легко находил этому подтверждение. Снежная корка действительно поднималась впереди, но машина как ни в чем не бывало катилась дальше, нарушая этим все законы природы и физики.

Устав думать об этом, Горыч выключил фары. Опустил голову на спинку сиденья и тут какой-то свет заставил его прищуриться. Он наклонился к лобовому стеклу, одновременно левой рукой поднимая рычаг ручного тормоза.

Машина остановилась.

– Что такое?! – заворчал шофер.

Горыч молча открыл дверцу и спрыгнул вниз. Затрещала под ногами снежная корка. Он оглянулся и увидел позади машины слабый световой коридор, который они только что пересекли.

– Иди сюда! – позвал Горыч шофера.

– Если б у меня не было снов – ей-богу, повесился б! – говорил шофер, подходя к другу.

– Ну как тебе это нравится?! – спросил напряженным голосом Горыч.

– Пошли! – торопливо проговорил шофер. – Это же те, помнишь, мы уже шли по их лучу, но они выключили.

– Погоди! – остановил его Горыч. – Видишь, какой луч слабый! Они где-то далеко – пешком не дойдем.

Снова сели в кабину. Шофер придавил к полу рычаг тормоза и выкрутил руль влево. Развернувшись, выехали на световую дорожку.

– Ну теперь бы только не выключили свой прожектор, пока мы не подъедем! – с надеждой произнес шофер.

Глаза постепенно привыкали к этому слабому рассеянному свету.

Горыч уже всматривался вперед по ходу машины, стараясь рассмотреть огненно-яркую точку прожектора, создавшего этот «коридор», но прожектора не было видно. Должно быть, он находился слишком далеко.

– Как ты думаешь, сколько их там, в экипаже? – спросил шофер.

– Не знаю, – негромко ответил Горыч.

– А я знаю, что не меньше одного! – радостно произнес напарник. – А может быть, и двое, и трое… Послушай, опусти стекло! Пусть сквознячок подует.

– Так ведь холодно! – удивился Горыч.

– А ты чувствуешь этот холод? – ехидно спросил шофер.

– Не-е-т! – еще более удивленно произнес Горыч.

Ему было скорее по-летнему жарко, и он опустил стекло.

Из-за невидимого горизонта вынырнула верхняя точка прожекторного диска, и коридор стал намного светлее.

– Так и ослепнуть можно! – недовольно проговорил шофер, опуская на стекло светофильтр, которым еще никогда не пользовался.

Горыч последовал его примеру.

Диск прожектора уже полностью поднялся над горизонтом, и Горыч снова задумался. Теперь он уже был полностью уверен, что машина катится вверх, ведь если б она не заехала на холм – прожектор той далекой машины не появился бы перед ними.

– Как ты думаешь, они обрадуются? – серьезно спросил шофер.

– Наверно…

– А не подумают, что мы какие-нибудь враги?!

Горыч пожал плечами.

– А что, могут подумать?! – не унимался шофер.

– Могут, – отрешенно произнес Горыч. – А может быть, они – наши враги?!

– Да перестань! – рассердился шофер. – Откуда здесь враги! Такой же прожектор…

– А что, у врагов луч должен быть зеленым, чтобы от наших прожекторов отличаться?!

На это шофер уже не ответил. Нахмурившись, он посмотрел на свои руки, лежащие на руле и в свете луча казавшиеся бледно-синими.

В кабине было душно, и только сквозняк спасал от неожиданно возникшей жары.

Глаза уже не выдерживали яркого света, от которого даже фильтр не спасал. Закрыв глаза, Горыч безмолвно спорил сам с собой. Он и хотел, чтобы впереди их ждала встреча если не с друзьями, то с такими же, как они, людьми, ищущими выход к свету, ищущими солнце и нормальную жизнь, но он и шофер – дезертиры, укравшие машину. И если их ждет встреча с теми, кому приказано разыскать и арестовать их, то эта встреча по своей неведомой дате совпадет с днем их смерти, а умирать в полной темноте очень не хотелось.

Не хотелось умирать и при свете. Вообще не хотелось умирать.

Но машина ехала навстречу лучу. Шофер, сцепив зубы и отгоняя мысли, держал машину в пределах светового коридора. Было тихо, и только ветерок сгонял со лба капли холодного пота.

И чтобы избавиться от назойливых мыслей, шофер попробовал вспомнить что-то из прошлого, но память почему-то выталкивала ему навстречу события не самые светлые и радостные, словно хотела подвести его к какому-то решению. Он закрыл глаза и увидел темный город и плац своего полка, ярко освещенный сцепленными по шесть штук на каждой ферме прожекторами. И хотя часы показывали десять утра – небо было темным. Их выстроили по тревоге, и командир части – низкорослый полковник с татарской фамилией – сообщил, что началась война с врагами. Приказал приготовиться к трудностям и лишениям, к гибели друзей и самопожертвованиям, напомнил строки из присяги и устава, а потом зачитывал очень длинный приказ, согласно которому всему личному составу присваивалось очередное звание. Он, рядовой Чижов, становился ефрейтором, а сам полковник – генерал-майором. А потом началась странная военная жизнь. Друзья-однополчане уходили на задание и не возвращались назад, а по вечерам, которые ничем не отличались от любого другого времени суток и определялись только дежурным по части, зачитывались приказы о награждении невернувшихся боевыми наградами посмертно. И так продолжалась эта постоянная ночь, пока почти не осталось солдат и офицеров, а те, что остались, на задания уже не ходили. Город несколько раз бомбили не видимые в ночи самолеты, и от него остались не видимые в ночи развалины. Однажды командир части вызвал его к себе и приказал подготовить прожекторную машину к выезду. Когда машина была готова и заправлена, ефрейтору Чижову дали двух рядовых и приказали ежедневно выезжать из города и освещать небо в поисках вражеских самолетов, чтобы городская артиллерия могла их уничтожать. Так они и ездили, пока одного из них, бывшего учителя астрономии, не арестовали и не приговорили военным трибуналом к расстрелу за высказанное им сомнение в возможности будущего восхода солнца…