Пятьдесят лет в Российском императорском флоте - Генрих Цывинский

К вечеру стало известно, что обе китайские дивизии отступили (оказалось впоследствии, что и второму китайскому генералу дали 50000 руб.) за пределы черты, отчужденной нам территории Квантунского полуострова. Моему «Крейсеру» как учебному кораблю не было дано никакой роли в этой «воинственной» операции. Я был отправлен в Шанхай в качестве представителя от эскадры на случай заказов на тамошних заводах различных сооружений (землечерпательных машин, кранов, опреснителей и т. п.) для восстановления разрушенного порта, а равно и для капитального ремонта крейсерских механизмов и рангоута. Я был очень доволен провести зиму в большом, европейского типа городе с театрами, клубами и проч., чем стоять в глухом Порт-Артуре.

В Шанхае я стал на реке Усунге возле судостроительного завода «Old Dock», и после переговоров с директором было решено ввести меня в док. На все работы заводу потребовалось около 6-ти недель сроку. Англичане принялись за работу добросовестно, и я был спокоен за своевременное их окончание. Зимний сезон был в полном разгаре: французские и английские общества устраивали в своих клубах вечера, любительские спектакли, маскарады по случаю карнавального сезона. Наш генеральный консул Димитревский и его жена, весьма радушные хозяева, принимали у себя ежедневно на five o’clock tea, и наши офицеры охотно у них бывали.

В марте настала теплая погода, и наши офицеры в обществе семейства консула устраивали прогулку в загородный парк, где устроены площадки для всякого рода спорта. Эта зима вознаградила наших офицеров за скучное учебное плавание в пустынном Гензане, и такое же плавание предстояло в Чифу и к этому учебному сезону. В марте прибыл с германской эскадрой принц Генрих Прусский для открытия памятника (памятник был построен на набережной реки Усунга) погибшему в тайфуне крейсеру «litis». Я салютовал его флагу и поехал представиться. Предложив мне выпить с ним по бокалу шампанского, он пригласил меня принять участие в торжестве открытия памятника.

Торжество открытия было назначено через два дня. Перед памятником выстроились взводы от всех наций: тут были американцы, японцы, итальянцы, англичане, мой взвод и целый батальон от германской эскадры. Французский крейсер, не желая участвовать в параде, ушел накануне из Шанхая в море. Принц принимал парад, отдавая честь по-военному, а нашему взводу крикнул по-русски: «Спасибо, ребята». Затем командиры судов возлагали венки. Наш серебряный венок от русской эскадры принц решил не оставлять на памятнике (чтобы ночью его не украли китайцы), а отослать его в Кяу-Чау и хранить там в лютеранской церкви. После у германского консула был обед, на который от имени принца были приглашены командиры всех судов и консулы наций, бывших на торжестве.

Как было упомянуто, я получил поручение адмирала Дубасова предложить шанхайским фирмам взять на себя оборудование разрушенных сооружений Артурского порта. Но ни завод «Old Dock», ни другие фирмы не имели технических средств для столь значительных работ и отказались от нашего предложения. Поэтому пришлось обратиться в Сан-Франциско (натянутые отношения с Японией исключали возможность обращаться к японским фирмам) как ближайший промышленный центр. Установив крейсер в док, я по поручению адмирала отправился в Сан-Франциско. В Иокогаме я пересел на один из новых быстроходных пароходов срочной Тихоокеанской линии «Pacifique» в 16000 тонн, проходящий расстояние в 6000 с лишком миль до Сан-Франциско в 13 дней. На пути он зашел пополнить уголь на несколько часов в Гонолулу, чем воспользовались пассажиры, сделав прогулку за город и повидав местный вулкан Mannaloa 8000 метров высотою. По пути пару дней несколько покачало, и за табельдотом в эти дни мы не видели американок и английских леди.

В Сан-Франциско я обратился, по указанию нашего консула, к одной из значительнейших фирм «North-America Shipbuilding engine сотр.». Их инженеры осведомились с большою подробностью о состоянии Артурской гавани и порта, мастерских и доков; смотрели планы, соображали и обещали через два дня дать ответ — принимают ли на себя работы по оборудованию Порт-Артура. Я жил в отеле и за эти два дня объехал город с его небоскребами, садами и окрестностями. Завод «Shipbuilding» заявил мне, что общество их решило командировать своего главного инженера для личного ознакомления со всеми деталями оборудования порта и города и что он собирается отправиться в Артур на пароходе, уходящем завтра в Иокогаму. Я взял место на том же быстроходном пароходе, и через 13 дней мы были в Иокогаме. Я возвратился в Шанхай. Работы на крейсере подходили к концу за те 29 дней, что я употребил на поездку.

Стоя у завода, заканчивая ремонт механизмов, мы отпраздновали Пасху, пригласив к заутрене всю русскую колонию с нашим консулом во главе. 25 апреля я ушел в Порт-Артур. Этот новый опорный пункт России достался нам в том же полуразрушенном состоянии, в каком он был возвращен Китаю японцами. Дубасов энергично принялся за составление плана работ для создания новой твердыни. Присланные из Петербурга военно-инженерная и артиллерийская строительные комиссии развернулись в многолюдные канцелярии и пошли строчить миллионные сметы и чертить планы сооружений. В порту требовалось расширить большой док, исправить малый, углубить восточную гавань и построить новую в западном маловодном бассейне, а в мастерских пополнить комплекты станков и механизмов. Составлялись планы нового города на берегу западного бассейна с грандиозным парком и православным Николаевским собором. Председательницей комиссии двух последних построек была назначена жена адмирала. В члены этой комиссии попал и я, но скоро от нее освободился, уйдя в учебное плавание в Чифу. Игнациусу было и здесь поручено устройство для матросов театра, и надо отдать ему справедливость — его театр был готов одним из первых, и к началу лета в нем давались уже народные спектакли.

Приехали инженеры С. Кербедзь и Югович и открыли свое бюро по постройке южной линии Восточно-Китайской железной дороги. Кербедзь был председателем правления «Общества Восточно-Китайской железной дороги», Югович — начальником постройки всей Восточно-Китайской железной дороги, Гиршфельд и Игнациус — начальник постройки Южной линии. Они мне сообщили, что мой брат Вячеслав, проводивший в Манджурии изыскания Восточно-Китайской железной дороги, был в тайге серьезно ранен (в плечо и в грудь) хунгузами, стрелявшими из засады в лесу. По окончании работы на своем участке он вынужден был отказаться от дальнейшего участия в постройке и возвратился в Россию через Америку и западную Европу. Там я видел уже готовые планы постройки коммерческого порта в Талиенване («Порт Дальний») с доками и гаванью, а также планы вокзала и пристаней в новом Порт-Артуре. Проекты по созданию «новой твердыни» пеклись, как блины, и посылались планы и миллионные сметы, испрашивая срочных ассигнований для спешных (из донесения наших военно-морских агентов было известно, что Япония готовила свой новый флот к 1904 году для войны с Россией,) сооружений по порту и крепости, но в Петербурге никто и не думал о далеком Артуре, там были заняты «текущими делами», урезывали сметы и переводы денег оттягивали на целые полугодия.

4 мая прибыл принц Генрих с германской эскадрой; Дубасов, знакомый с ним по Берлину, принял его с должным почетом и сердечным радушием. Они совместно объехали порт, обе гавани, Золотую Гору и территорию будущей крепости. На «Рюрике» был парадный обед, на нем присутствовали все командиры германской и нашей эскадр. Дубасов на французском языке сказал соответствующую случаю речь с тостом за принца и его эскадру. Принц сердечно благодарил за прием и за наше участие на открытии памятника и поднял бокал за Дубасова и русский флот. Я сидел рядом с уже знакомым мне лейтенантом графом фон Шпее. Принц отвечал обедом на «Deutschland», и на третий день он ушел в Кяу-Чау устраивать свой новоприобретенный порт.