Ангерран де Мариньи. Советник Филиппа IV Красивого - Жан Фавье

Он был вынужден заниматься, делами Артуа также и по причинам финансового характера. Власти города Камбре должны были выплатить графине 32000 парижских ливров. По неизвестной нам причине, на которую, впрочем, нам приходится сослаться, предлагая объяснение письму Мариньи, Маго должна была передать королю некоторую сумму не на приданое Бланки, а «для неких целей, о которых было известно госпоже».[918] Поэтому она уплатила королю сумму, равную всем' тем выплатам 4000 ливров, которые представители города Камбре Должны были выплачивать в королевскую казну два раза в год. Но эти деньги не попали в руки сборщика податей Артуа, Берту де Бенжи, поскольку их передал прямо верному помощнику Мариньи и королевскому казначею Жоффруа де Бриансону[919] Тот Ги, которого Берту де Бенжи трижды называл «приближенным монсеньора Ангеррана де Мариньи». Мы не располагаем свидетельствами того, что выплаченные во время праздника Св. Иоанна 1309 г. деньги были переданы королю, но тот факт, что их получил Тот Ги, а также схожесть текстов счета этого и следующего годов, наталкивают нас на эту мысль.[920] Выплаченные на Рождество 1309 г.[921] и на праздник Св. Иоанна 1310 г.[922]деньги Тот Ги передал Жоффруа де Бриансону, и таким образом сумма, которую король получил для неких секретных целей, составила 12000 ливров. Мы не знаем, оставила ли себе Маго сумму от двух первых и трех последних выплат.

Деньги выплачивались по приказу Мариньи. Того, что Тота Ги недвусмысленно называли человеком Ангеррана, а Жоффруа де Бриансон совершенно точно был его помощником, было бы вполне достаточно, чтобы убедить нас в этом. Но во время судебного процесса[923] Мариньи обвинили в том, что он изъял у графини и присвоил денежный долг города Камбре, невзирая на запрет короля. Чтобы получить 40000 турских ливров – или 32 000 парижских ливров, – в хищении которых он, по мнению хрониста, был повинен, ему пришлось бы лично получить восемь выплат за период с июня 1308 г. по Рождество 1311 г., причем устроить это было бы нелегко, или же попытаться получить деньги через посредника, чего на самом деле не произошло. В действительности Мариньи доставил в королевскую казну практически подпольным путем те деньги, которые должны были пойти на некие секретные цели известные графине, как выразился Берту де Бенжи, а также и королю, поскольку необходимую сумму получил его казначей. Если бы Ангерран хотел оставить эти деньги себе, он не допустил бы чтобы их передали Жоффруа де Бриансону, ведь вмешательство третьего лица, пусть даже и верного Мариньи, в данном случае могло бы только навредить.

Имена Маго и Мариньи упоминаются вместе также при рассказе о разногласиях, существовавших долгое время между графиней и фламандскими торговцами по поводу пошлины, которую они должны были выплачивать при проезде через Бапом. В тот момент горожане судились с людьми графини, изъявшими у них товар в ответ на отказ уплатить налог.[924] А начиная с 1307 г. камнем преткновения для улаживания отношений Маго с жителями Ипра была таможня в Бапоме,[925] причем страсти особенно накалились в 1309 г. Мариньи был вдвойне заинтересован в разрешении этих спорных ситуаций. Прежде всего с 1311 г. он являлся владельцем рынка в Бомеце и не видел ничего хорошего в том, чтобы в этом районе возникали препятствия свободному товарообороту, тем более что эти неурядицы могли отразиться на доходах от ярмарок и рынков в Лоншане и Экуи. Кроме того, он был отцом наследника шателенства Бапома,[926] где в мае 1311 г. по приказу Маго был построен огромный замок.[927] Далее, в 1313 и 1314 гг. он являлся постоянным ходатаем для некоторых горожан Ипра, среди которых самыми влиятельными были Бротерламы, де Ло, Бели, Ангили, Ле Вагенеры, Эли и так далее. Он начал вести с ними дела в июне 1312 г., а в июне 1313 г. выслал им копию грамоты об открытии ярмарки в Экуи.[928] Поэтому, учитывая то, что конец разногласиям между Маго и торговцами Ипра был положен, причем в пользу последних,[929] изданной королем грамотой от 24 февраля 1312 г., сложно не увидеть в этом следов стараний Мариньи, который действовал в своих интересах и учитывал интересы своих протеже.

Маго, которую, по всей видимости, напугала такая резкая перемена поведения Ангеррана, приняла меры предосторожности: она передала Бомец Мариньи как своему человеку[930] и, конечно же, стала более настойчиво добиваться его расположения. Все было напрасно. Мариньи неумолимо переходил на сторону торговцев Ипра. посетить который в 1313 и 1314 г. он рекомендовал Филиппу Красивому и Эдуарду II.[931] Отныне интересы графини и Ангеррана не совпадали, и в 1313 г. переписка сошла на нет.

В ноябре того же года Маго попыталась встретиться с Мариньи; июне 1314 г. она преподнесла ему в дар осетра; все это были всего лишь попытки возвратить былое влияние на могущественного советника. Становится понятным, что Маго была одним из врагов Ангеррана, попавшего в немилость несколько месяцев спустя. Тогда она испугалась того, что Мариньи обнародует их отношения, что поставило бы ее в неловкое положение перед Валуа, Эвре и Пикиньи. Позже мы увидим, что у Мариньи не было возможности защищаться, но Маго, вернувшись из Парижа после смерти короля, на всякий случай благоразумно удалилась в Артуа на время слушания его дела;[932] во время казни Ангеррана она находилась в Эдене. В июне она послала в Ар рас своего капеллана и милостынщика, Жана де Курселя, за копией показаний Ангеррана.[933] На самом деле, он ни в чем не признался, но возможность того, что он мог о чем-нибудь проговориться, не давала покоя графине Артуа.